Дело Уильяма Смита - [7]

— Мой брат достаточно наговорился, — заявила она, — Вам лучше уйти, мистер Смит.

Уильям поднялся.

Мистеру Таттлкомбу это не понравилось. Если бы он был одет и стоял на ногах, он бы не уступил Эбби. Но нога его все еще была в гипсе, и он не очень хорошо знал, где его брюки. Чувство собственного достоинства не позволяло протестовать впустую. Он злобно уставился на нее, но она не обратила внимания. Поставив чашку, Эбби взбила подушки, расправила складку на одеяле и покинула комнату, провожая Уильяма.

Кто-то стоял на средней площадке. Это была Эмили Солт, которая только на секунду выглянула из-за двери и сразу же, не сказав ни слова, беззвучно закрыла ее. И в этот раз, как и всегда, Уильяму удалось лишь мельком увидеть эту женщину. Он бывал в этом доме трижды, и всякий раз, приходил он или уходил, Эмили пристально разглядывала его — из-за угла в коридоре, поверх перил, из темноты дверного проема. Смит всегда успевал заметить только, что это высокая угловатая женщина с сутулыми плечами, длинными руками, бледным костлявым лицом с глубоко посаженными глазами, в мрачном похоронном одеянии. Он подумал, что Абель совершенно прав, предпочитая жить в комнатах над своим магазином, где хозяйничала миссис Бастабл. Женщина эта не умела готовить так хорошо, как Абигейль, но она была добродушной и энергичной, и, главное, при ней не было Эмили Солт. Абель очень любил сестру и был благодарен ей за помощь, но с Эмили он не мог смириться. Ему все сильнее хотелось попасть домой.

На лестнице миссис Солт сказала:

— Надеюсь, вы с ним не спорили, мистер Смит. Ему нельзя волноваться. Вам лучше не приходить три-четыре дня.

Когда они вошли в холл, Эбби на мгновение заколебалась, потом открыла дверь гостиной:

— Мне нужно сказать вам пару слов, пока вы не ушли.

Уильям пошел за ней, гадая, что же она хочет сказать. Гостиная была обставлена в викторианском стиле: яркий ковер, плюшевые портьеры, надежные, уютные кушетки и кресла, на потолке — светильник, предназначенный для газа, но позже приспособленный для электричества. Стены увешаны множеством увеличенных фотографий, гравюр и китайских орнаментов. Все вместе выглядело довольно нелепо и безвкусно. Комната целиком отражалась в большом зеркале в золоченой раме над камином. Вся эта обстановка была куплена к свадьбе родителей Мэтью Солта и досталась теперешним обитателям дома по наследству. Но Абигейль Солт заботливо пополняла коллекцию орнаментов всякий раз, когда ездила отдыхать или заходила в магазин брата.

Эбби закрыла дверь, пристально посмотрела на Уильяма и спросила:

— Мой брат обсуждал с вами свое завещание?

Как бы Уильям хотел, чтобы все они прекратили говорить о завещаниях! Он бы, конечно, не посмел заявить об этом, но его прямо-таки распирало от желания ответить ей именно так. Он чувствовал, как горят его щеки, хотя из-за природной бледности румянец не был заметен.

— Да, среди прочего он рассказал и об этом.

Лицо миссис Солт потемнело. Ее взгляд был пронзителен.

— Тогда, я надеюсь, вы отблагодарите его, как сможете. Он очень к вам привязан, и мне кажется, вы должны чувствовать себя обязанным. Он вправе делать что хочет, и от меня не услышит возражений. Но я считаю необходимым сказать вам, что теперь вы перед ним в долгу.

Уильям совершенно не понимал, к чему весь этот разговор. Он сказал:

— Я сделаю все, что в моих силах…

— О, замечательно… — пробормотала она и повернулась к нему спиной. Теперь совесть ее была чиста. Не говоря ни слова и не оглядываясь, Абигейль направилась к выходу и открыла дверь.

Шел мелкий дождь. Влажный воздух ворвался в дом, неся с собой запах гари. В свете лампы, зажженной в холле, Уильям разглядел две невысокие ступеньки крыльца. Перед тем как попрощаться, он на мгновение остановился на пороге со шляпой в руке. Свет из холла золотил его волосы.

— Спокойной ночи, миссис Солт. Спасибо, что разрешили мне прийти.

— Спокойной ночи, мистер Смит, — ответила Эбби и захлопнула дверь.

Уильям надел шляпу и шагнул в темноту улицы.

Глава 3

Сержант Фрэнк Эбботт размышлял о том, сколько же вреда приносят преступления. Они не только подрывают моральные устои и основы закона. Из-за них детективам столичной полиции приходится шататься по самым захолустным окраинам в такую погоду, когда и плохой хозяин собаку из дому не выгонит. Поручение, данное Эбботту, не имело никакого отношения к делу Уильяма Смита и к тому же не привело его ни к какому достойному результату, так что о нем и рассказывать нечего. Погода, правда, постепенно улучшалась. Ливень прекратился, вместо него в воздухе повис туман, каплями оседавший на лице, на ресницах, на волосах. Из-за него было трудно дышать и почти невозможно было разглядеть что-нибудь.

Шагая к станции метро, до которой оставалось не более сотни ярдов, Фрэнк увидел, как дверь одного из домов распахнулась, и оттуда на улицу шагнул человек в темном не промокаемом плаще. Он постоял секунду в освещенном дверном проеме, и сержант успел заметить, что волосы у него светлые или седые. Незнакомец надел шляпу и двинулся прочь от дома, дверь захлопнулась за ним, и он мгновенно исчез «под покровом темноты», как говорится в сказках. Постепенно сержант снова стал различать его фигуру, сначала как нечеткий силуэт, а потом, под фонарем, его настоящий облик — человека в черном дождевике.