Дело тел - [9]

Даша прошла на кухню, открыла тот холодильник, который поменьше, вытащила банку яблочного компота собственного приготовления, и поставила ее на стол — банка тут же запотела, на ее боках появились маленькие, как бисеринки, капельки воды. Кружка, утром позабытая ею в раковине, нашлась на своем месте в сушке: ну понятно, рыжий опять вечером будет ворчать, что «пораскидали всю посуду, а я вам что, уборщиком нанимался», или что-то в этом роде. Даша налила себе компота, отпила добрую половину кружки. Здорово, холодненький. Подошла к окну. Отодвинула занавеску, и глянула вниз, на город.

Город всегда воспринимался ею словно бы огромной квартирой; куда бы они ни пошла, везде было свойски, уютно; находясь в Москве, она нигде не ощущала себя вне дома. Порой доходило до смешного — например, ей ничего не стоило, забывшись, выйти за хлебом в домашнем халатике и тапочках, причем вовсе не по рассеянности, а просто потому, что показалось странным себя окорачивать, она же просто вниз, на минутку… признаться, папа тоже порой этим грешит, но тут, по его словам, другое, ему лень переодеваться. Город был свой, словно бы часть ее, неотделимая, неотъемлемая, но сейчас…

Даша почувствовала, что уютные стены ее города-квартиры разбегаются, расширяются; невидимые руки раздвигали их в стороны и ввысь, город становился всё больше, всё огромнее, а сама Даша вдруг показалась себе совсем крошечной. Словно она налила из запотевшей банки не компот вовсе, а содержимое пузырька «выпей меня» для уменьшения роста, которое пила Алиса.

— Не угодить бы в зазеркалье, — пробормотала Даша.

Где же, в конце концов, эти гулены?..

Сначала она все-таки отважилась, и позвонила маме, которая, конечно, о маршрутах младшей дочери не имела ни малейшего понятия. Берта велела Даше снова позвонить в институт, «как только Верка объявится», пообещав устроить младшей разнос, но тут Даша решила заступиться за сестру — и в результате обрадованная мама велела ей «для порядка поругать эту шленрду самостоятельно».

Далее последовал звонок в кремлевку. Точнее, не звонок, а четыре звонка, и лишь четвертый, Киру, стал успешным — он хотя бы трубку снял. Нет, маленькая, не звонили, не заходили. Не знаю. А сама бы куда пошла? Да, пойти можно много куда. Может быть, на море поехали. Выпуск завтра? Ну да, именно. Выпуск. Даш, пусть гуляют, жалко тебе? Завидно? Пойди сама погуляй, не сиди в духоте. Маме обещали? Черт, я совсем забыл!!! Так, ладно, пока-пока, к семи приедем, целую, и всё такое.

Положив трубку обратно на аппарат, Даша задумалась. Может, и правда пойти прогуляться? Но куда? И зачем? За последний год учебы он от прогулок как-то отвыкла (а вот Вера не отвыкла, как выяснилось), и теперь с трудом себе представляла, куда можно отправиться, и что там делать. На Воробьевы горы? Нет, не сегодня. На бульвар, с книжкой? Вот еще. На море? Одной?.. Или просто взять билет на катер, и по реке туда-обратно?

— Да ну, — пробормотала Даша. — Делать мне больше нечего.

Делать и вправду было совершенно нечего, и будет нечего еще три часа, а то и все четыре. Непривычное ощущение. Все экзамены позади, завтра — торжественное вручение дипломов, и уже куплены два замечательных платья, огненно-красное Верке, под цвет волос, и темно-синее, сапфировое — для неё, Даши; и уже привезли из Домодедова их заказ — три набора туристических кофров, и документы для отъезда тоже оформлены, и страховки, и медицинское освидетельствование…

Через две недели они уезжали. Верка, она, и Витька. Уезжали во внешку, потому что прошли дубль-экзамен здесь, и были зачислены в хорошо себя зарекомендовавший межвидовой университет в прекрасном мире Иклес конклава Санкт-Рена. Этот университет, между прочим, в свое время закончил старший сын Джессики и Ри, Ромка, и жена его, Настя, тоже там училась. Факультет, правда, они выбрали другой, но это и понятно — не всем же в этой семье идти в медицину, да еще такого уровня. Базовой специальностью у них пока что шла межрасовая истории я и культурология, а потом можно будет расширить специализацию, войти в новые кластеры — возможностей море. И все они оплачены. Уже. Заранее.

Как-то раз Даша спросила:

— Пап, а сколько стоит эта учеба?

Сначала папа попытался отшутиться, но Даша тогда проявила недюжинную настойчивость, и ему пришлось ответить. И вот что он ответил:

— Примерно десять лет жизни. Твоей.

— Но…

— Твоей, Дарья, исключительно твоей. А если ты про деньги, то не дороже тех денег, которые мы в состоянии заработать. Ты же меня знаешь. Когда у меня на что-то не хватает, я первый про это говорю.

— Да ну тебя, — расстроилась тогда дочь. — Я же всё равно узнаю.

— Всему своё время, — пожал плечами папа. — Разумеется, узнаешь. Но когда ты про это узнаешь… — глаза его стали хитрыми, — ты ничего не сможешь поделать.

— Почему это?

— Потому это, что ты будешь в учебе по ушки, а мы усвистим куда-нибудь в экспедицию, и отругать папу ты не сумеешь. А маму тем более.

— Маму ругать — себе дороже, — хмыкнула тогда Даша.

— А почему? — с интересом спросил тогда Ит.

— Потому что она днем орет в ответ, а ночью плачет в подушку, — объяснила дочь. — Мне ее жалко, пап. Потому и дороже.