Дело святое - [21]

— Фёдор! — сказал ему Флавий Михайлович. — Здорово, приятель! Как ты вырос-то! Ну, я не ожидал.

Фёдор смотрел на него, недоумевая, и вдруг кинулся в сторону, пока не натянулась веревка.

— Ты что, не узнал меня? — укорил его Флавий Михайлович. — Нехорошо, брат, не по-дружески. Я ли тебя не поил, я ли тебе баночку не подставлял. Коротка же у тебя память! Неблагодарность — худший из пороков, запомни это.

Он подошел-таки к теленку, погладил — шерсть у него была на удивление шелковиста и тепла. Теленок боднул его — Соломатин покачнулся.

— Не фамильярничай, — сказал Флавий Михайлович. — Как-никак я кандидат наук, а ты кто такой?

Вдруг совсем рядом с пруда поднялась серая цапля и полетела низко, задевая за кусты опущенными длинными ногами.

Боковым зрением Флавий Михайлович заметил движение, обернувшись, увидел женщину, спускавшуюся к пруду с тазом белья: Ольга шла, тяжеловато переваливаясь с ноги на ногу. Живот ее был так велик.

«Да что ж она, четверых решила родить!» — весело подумал Соломатин.

Она не видела его, и он окликать ее не стал, а сел на бережку, в ожидании, когда она посмотрит в его сторону. Вот спустилась к мосточкам, которых он сначала не заметил, поставила таз с бельем, выпрямилась, потуже подвязала платок, осторожно спустилась на одно колено, взяла из таза жгут белья, стала полоскать. Волны полукружьями расходились по пруду, колыхая водоросли и осоку. С противоположной стороны пруда обеспокоенно проквакали лягушки.

Это что же, его, Соломатина, сын будет жить здесь, в заброшенной деревушке? И детство его пройдет среди этой тишины, под грачиный грай?

Какой-то потаенный смысл будоражил ум Соломатина. Какая-то мысль вот-вот должна была родиться.

Эпилог

Конец этой истории таков.

Нынешней зимой я отправился с моим другом Флавием Михайловичем Соломатиным (имя и фамилию мне пришлось немного изменить) в дальнее путешествие. Возвращались мы уже втроем: я сидел за рулем, сзади — мой друг с младенцем, которого он то держал на руках, то устраивал на мягком сидении, как заботливая и любящая мать.

По пути туда и обратно он рассказал мне, как познакомился с Ольгой, как полюбил ее — мужской разговор! — как ремонтировал деревенскую избу и подружился с теленком по имени Фёдор и с петухом по имени Прометей, как сложил настоящую русскую печь, в которой можно не только хлебы испечь, но и помыться!

Все это с подробностями — такой уж у нас был разговор — и только о смерти Ольги он сказал кратко, что для нее «несчастливо сложились обстоятельства». Мне пришлось задать ему несколько вопросов, и он, сделав над собой усилие, пояснил, что когда у нее начались родовые схватки, она отправилась в ближнее село, а была холодная октябрьская ночь с ветром и дождем. В селе уже все спали, едва удалось достучаться до кого-то; в роддом ее повез на колесном тракторе некто Окаяннов, и был он крепко выпивши, потому дорогу потерял и ехал в полной темноте напрямик, по кочкам да канавам, а в роддоме не справились с осложнениями.

— Да некого тут винить! — сказал Соломатин с ожесточением. — Я во всем виноват! А больше никто. Оля, помню, сказала однажды: «Погубишь ты меня». Вот и погубил. Зачем оставил одну в эту пору! Мать ее в больнице лежала, у сестры двое маленьких детей. Некого винить, кроме меня!

Я стал его утешать, говоря, что-де если бы знать, где упасть, соломки постелил бы. Но Флавий Михайлович не слушал.

— Оля вызвала меня телеграммой, — сказал он, хмурясь. — Я застал ее живой.

Еще удалось мне узнать, что был у них разговор в присутствии акушерки и двух медсестер, но подробностей этого он не пожелал со мной обсуждать. Наверно, расскажет потом.

Все это случилось четыре месяца назад; в течении этого времени новорожденный находился в роддоме; там его выкармливали молодые мамаши. А теперь вот отец вез маленького сына к себе домой.

— Едем сдаваться, — сказал Флавий Михайлович, скупо улыбнувшись.

Я подрулил к его дому, к его подъезду.

Вышли Соломатины, жена и дочь — уже взрослая девушка. Флавий Михайлович вылез из машины, бережно держа на руках младенца.

Признаюсь, мне любопытно все это было, и я не исключал неприятного развития событий. Но все произошло интеллигентно и благородно. Ничто не омрачило встречи; Галина Петровна приняла от мужа ребенка, тотчас умилилась:

— Да какой хорошенький! И, гляди-ка, вылитый отец.

Дочь ее ревниво отобрала у матери ребенка, тоже заглянула в личико:

— Здравствуй, братик!

И засмеялась.

— Как вам это нравится? — спросила меня Галина Петровна, женщина строгая, солидная.

Я ответил дипломатично:

— Очень хороший мальчик — спокойный, разумный, улыбчивый. Верите ли, за всю дорогу ни разу не заплакал! И главное, очень похож на Флавия Михайловича.

— Ну-ну, — сказала Галина Петровна. — Приглашаю вас на наше семейное торжество. Пойдемте.

Со стороны все выглядело обычно: отец привез домой маленького сына. Как говорится, дело святое.

Опубликовано 01.07.2004