– Сколько тогда было времени? – спросил Мейсон.
– Девятнадцать минут одиннадцатого. Мой парень тут же побежал в гостиницу и заявил, что она перехватила его такси. Но дежурный администратор уверял, что это ее такси. Вроде бы она заказала его по телефону, а потом спустилась и ждала внизу. Он сказал, что Этель пробыла в вестибюле гостиницы минуты три-четыре. Правда, особой разговорчивостью администратор не отличался. И немудрено: вся эта бодяга показалась ему подозрительной. Выуживать из него какие-то сведения было примерно так же легко, как вскрывать зубочисткой сейф.
Мейсон призадумался, нахмурил лоб.
– Ты меня слушаешь? – спросил Дрейк.
– Да-да, – откликнулся Мейсон. – А ты снял наблюдение с отеля?
– Нет, конечно.
– Этель не возвращалась?
– Нет... Кстати, погоди минуту! Чуть не позабыл... Клерк сообщил еще вот что: спустившись вниз и поджидая такси, Этель дала ему для размена два доллара и попросила две десятицентовые монеты, одну пятицентовую, а остальные – по двадцать пять центов. Причем от более крупных монет она отказалась... Очевидно, должна быть какая-то причина.
– Понятно, – сказал Мейсон. – Она собиралась позвонить из автомата.
– Ага, ей нужно было поговорить с другим городом.
– Любопытно, – протянул Мейсон.
– Да, но к несчастью, – продолжал Дрейк, – секретарша, дежурящая в моей конторе по ночам, порой слишком много на себя берет. Зная, что я устал и нуждаюсь в отдыхе, она запретила ребятам звонить мне, и они смогли связаться со мной только после пяти утра. Дежурный управляющий, один из старейших работников нашей конторы, сделал все, что полагается в подобных случаях: занялся гаражом, получил описание автомобиля Этель Гарвин, чьего он производства, какой марки, записал номер... Выяснилось, кстати, что, когда она уезжала из гаража, бензобак автомобиля был наполовину пуст. Может, это нам что-то даст?.. Потом, придя в пять часов утра на работу, я вызвал другого оперативника и приказал ему сесть в машину и отправиться в Оушенсайд. Ему велено осторожно разведать обстановку возле дома Хэкли и выяснить, нет ли там каких-либо следов машины Этель. Если нет, то помотаться по побережью: вдруг на круглосуточно работающих бензозаправках служащие вспомнят похожий автомобиль? Тогда мы вышли бы на след... Мой парень очень скоро прорежется, с минуты на минуту.
– О’кей, – кивнул Мейсон. – Ты сделал все, что в твоих силах. Есть еще какие-нибудь новости?
– Пока нет.
– Ладно, – сказал Мейсон. – Я буду тут. Надеюсь, меня позовут к телефону, хотя сейчас еще очень рано и вокруг мертвое царство. Но ты все равно позвони, если что узнаешь, а если не позвонишь – я сам свяжусь с тобой. Через час.
– Хорошо, – согласился Дрейк. – Извини меня, Перри.
– Ничего страшного, – вздохнул Мейсон. – От подобных эксцессов нельзя застраховаться.
– Значит, я тебе позвоню, если что, – пообещал Дрейк.
Адвокат повесил трубку, вышел из автомата и огляделся. В вестибюле никого не было. Тогда он подошел к выходу, распахнул дверь и окинул взором дорогу и автостоянку. За ночь к автомобилям Мейсона и Гарвина, стоявшим на обочине, прибавилось еще с полдюжины машин. Мальчишка-мексиканец с непроницаемым лицом истукана – тот самый, что разбудил Мейсона, – сидел на верхней ступеньке крыльца, нежась в лучах утреннего солнца.
– Как звать тебя? – спросил Мейсон.
– Панчо, – бросил мальчишка, не поворачивая головы.
Мейсон вынул из кармана доллар, шагнул вперед, и подросток с готовностью подставил жадную ладонь. Мейсон положил в нее доллар.
– Gracias[1], – сказал мальчик, но встать не встал.
Мейсон улыбнулся.
– А ты не так туп, как может показаться на первый взгляд. Раз ты смог ответить по телефону, узнал, в какой я комнате живу, и позвал меня, значит, ты очень даже смышленый мальчуган. А поэтому будь любезен: посиди здесь, у телефона. Если опять позвонят – ответишь. Спросят меня – быстренько позовешь. Понял?
– Si, senor[2].
– Ладно, – кивнул Мейсон. – Когда снова позвонят и позовут меня, ты получишь доллар.
Пройдя через холл, Мейсон вернулся к себе, принял душ, побрился, надел чистое белье и совсем уже было собрался справиться о завтраке, как вдруг в коридоре послышалось шлепанье сандалий и осторожный стук в дверь.
Мейсон открыл.
В коридоре стоял все тот же паренек.
– Telefono, – сообщил он.
– Momentito[3], – ухмыльнулся Мейсон.
Мальчик выжидающе молчал.
Мейсон вынул из кармана второй доллар.
Лицо паренька озарилось улыбкой.
– Спасибо, – сказал он по-испански и пошел, шаркая ногами, по коридору.
Мейсон двинулся за ним, увидел, что дверь в телефонную будку открыта, заглянул на всякий случай в соседний автомат, убедился, что он пуст, поднял трубку и, сказав «алло», подождал, пока его соединят с Полом Дрейком.
– Привет, Пол! – поздоровался Мейсон. – Что новенького?
Дрейк затараторил с такой скоростью, что слова, казалось, готовы были выпрыгнуть из телефонной трубки.
– Слушай, Перри! Слушай внимательно. Мы сидим на пороховой бочке. Мой человек обнаружил Этель Гарвин.
– Где? – заволновался Мейсон.
– Возле Оушенсайда. В двух милях от города. Автомобиль стоит в футах в пятидесяти – семидесяти пяти от дороги. Этель мертва, убита выстрелом в левый висок! Выстрел произведен под таким углом, что самоубийство очень маловероятно. Тело слегка высунуто из окна, и вид, конечно, жуткий: море крови и прочие удовольствия. Оконное стекло опущено, а на земле валяется револьвер – очевидно, тот, из которого ее застрелили. Этель, конечно, могла повернуть револьвер и выстрелить в себя снизу, но это какое-то ненормальное положение, обычно люди таким способом с собой не кончают.