Дело сердитой плакальщицы - [29]

Дарвин Хейл не только лично знал многих из них. Будучи жителями Медвежьей долины, они горели нетерпением посмотреть, как их земляк одержит верх.

Взгляд Хейла на аудиторию как бы говорил: «Глядите, ребята, как все хорошо сейчас пойдет».

– Доктор, как отметил мистер Мейсон, ваше заключение о времени смерти, основанное на моменте поглощения пищи, вытекает из того факта, что кто-то сообщил вам время ужина.

– Да, сэр.

– Однако ваше следующее заявление, приведенное мистером Мейсоном на перекрестном допросе, о том, что состояние самого тела указывает, что смерть произошла примерно за два часа до вашего обследования, не зависит от чего-либо сказанного вам другими. Не так ли?

– В общем… нет.

– Думаю, что у меня все, – сказал Хейл, улыбаясь Мейсону. – Я хотел лишь быть уверенным, что свидетеля правильно поняли.

– Да-да, все в порядке, – любезно ответил Мейсон. – Думаю, я все понял. На этом ваш прямой допрос завершается?

– Да, у меня все.

– Один момент, – произнес Мейсон. – Поскольку вы обращаетесь к технической стороне дела, мистер Хейл, и поскольку вы упомянули мою репутацию «гения перекрестного допроса», я хотел бы задать пару вопросов в порядке перекрестного допроса.

– Давайте продолжайте ваши разговоры, если хотите.

– Подождите, джентльмены, – вмешался судья Норвуд. – Попробуем избежать этих обменов замечаниями, которые можно определить как приятно-саркастические. Опыт показывает, что все это может вылиться в язвительную перепалку, унижающую достоинство суда и вызывающую неприязнь между членами судебного заседания. Давайте же покончим с этим.

– Очень хорошо, ваша честь, – сказал Мейсон. – Я хотел бы задать несколько вопросов доктору Джеффри.

– Это ваше право. Начинайте, – произнес судья Норвуд.

– Теперь, доктор, когда вы заявили, что по состоянию самого тела вы сделали вывод, что смерть наступила часа за два до вашего первого осмотра, на чем конкретно вы основываетесь?

– С одной стороны, температура, – сказал доктор Джеффри, снова переминаясь с ноги на ногу на своем свидетельском месте. – Тело подвержено определенной степени охлаждения. Как вы понимаете, мистер Мейсон, человеческое тело представляет собой великолепный пример воздушного кондиционирования. Реагируя на внутреннюю инфекцию в форме жара, тело сохраняет при жизни почти постоянную температуру в девяносто восемь и шесть десятых градуса по Фаренгейту. После наступления смерти тело охлаждается в каком-то среднем темпе, что позволяет опытному медику с довольно высокой точностью установить время смерти.

– Совершенно верно, – отозвался Мейсон. – Спасибо большое за ваше объяснение, доктор.

Доктор Джеффри кивнул.

– И, насколько я понял, – спокойно продолжал Мейсон, – вы установили по температуре тела, что смерть наступила примерно за два часа до того, как вы впервые осмотрели труп Артура Кашинга?

– Да, сэр.

– Итак, если я хорошо понял, температура тела понижается в среднем на один-полтора градуса за час после смерти. Верно?

Доктор Джеффри поднял руку и начал потирать шею.

– Ну, в общем, что-то в этом роде, – сказал он. – Конечно, это зависит от обстоятельств.

– То есть я предполагаю, что при первом осмотре тела Артура Кашинга вы установили, что температура составляла точно на три градуса ниже девяноста восьми и шести, то есть девяносто пять и шесть?

– Это не так. Ваше предположение неверно.

– В каком смысле неверно?

– Видите ли, я не измерял температуру при первом осмотре тела. Я сделал это потом, когда перенесли тело в такое место, где мне было удобно воспользоваться термометром.

– И сколько же времени прошло после первого осмотра?

– Думаю, около часа.

– Значит, я могу предположить, что температура в то время могла показывать наступление смерти тремя часами ранее?

– В общем… да.

– Почему вы колеблетесь, доктор Джеффри?

– Я просто хотел убедиться, что правильно понял вопрос.

– Но вы поняли его?

– Да.

– И ответил на этот вопрос, – фыркнул окружной прокурор Хейл.

– Правильно, – проговорил Мейсон. – Он понял вопрос и ответил на него. Следовательно, доктор, вы хотите сейчас засвидетельствовать, что температура была девяносто четыре и одна десятая градуса в то время, когда вы действительно измерили температуру?

– Я этого не говорил, – ответил доктор.

– Вы сказали, что температура указывала на наступление смерти примерно тремя часами ранее.

– Да, сэр.

– Это было тремя часами ранее того момента, когда вы действительно измерили температуру термометром?

– Да, сэр.

– Затем вы показали, что средний темп понижения температуры один-полтора градуса за каждый час после наступления смерти?

– Ну, я заявил это в ответ на ваш вопрос, в котором вы исходили из такой нормы.

– Но это верно, не так ли?

– Ну, это зависит…

– От чего это зависит?

– От температуры окружающей атмосферы.

– А, понимаю. Вы об этом не упомянули, когда я задавал свой вопрос, доктор.

– Обычно, если брать среднюю норму, в определенных пределах, темп в один и полтора градуса является стандартом.

– Именно в определенных пределах. Но, насколько я припоминаю судебную медицину – и если я ошибусь, надеюсь, доктор меня поправит, – пределы окружающей температуры для такой нормы изменений находятся между пятьюдесятью и девяноста градусами по Фаренгейту. Все, что выше либо ниже этих температур, имеет радикальный эффект на температурные изменения тела. Это верно?