Дело рук дьявола - [23]

И по-прежнему выходили книги - если не чаще, чем прежде. Из Бали и Белграда, из Окленда и Рима они обрушивались вместе с потоком интервью, статей, премий и сообщений в новостях. Он сделался еще более заметной фигурой, несмотря на то, что появлялся перед публикой с перерывами на пребывание в дальних краях. Иногда о его передвижениях месяцами не было известно, но Эдокси всегда была при нем, и вряд ли путешествия бывали изнурительны. Полагаю, он мог позволить себе сделать их приятными.

Книги последних лет были самыми популярными, и даже сейчас, когда его творчество вышло из моды, некоторые из них все еще читают. Плоды его неустанных путешествий, они хороши своей элегичностью, смешением факта и вымысла, что умиротворяет, потому что отбивает охоту анализировать, и всякая критика кажется неуместной. На самом деле нет, конечно, - просто они реально не работают, потому что не являются реальными; за этими фантазиями нет сердца. Любопытно, что мы, обожествляя понятие личности, тем самым девальвируем людей, поощряем конформизм в своем страстном стремлении к вымыслу. Вымысел служит нам не для того, чтобы глубже понять жизнь, а лишь для того, чтобы спрятаться в него, уйти от необходимости понимать, и главное зло Эдвардовых фантазий в том, что под видом украшения они на самом деле унижают. То есть, конечно, фантазий не вполне Эдвардовых.

Сейчас я не могу читать эти книги. В свое время прочел почти все, кроме самых последних, вышедших тогда, когда мне стало тяжело читать любые творения Эдварда, как бы хороши они ни были. Оказаться рогоносцем - безусловно куда более распространенный опыт, чем принято думать, но его последствия не всегда предсказуемы - как, впрочем, и другие жизненные огорчения. Когда Шанталь рассказала мне, я не рассердился и даже не очень удивился. Я чувствовал только пустоту внутри, которая не откликалась ни на что, а потом - длительное и все растущее разочарование, растянувшееся на годы и отравившее все. Когда твоя жизнь - это твое прошлое, а ты - это твои воспоминания, открытие, что и то, и другое совсем не таковы, какими ты привык их видеть, и никогда таковыми не были, требует фундаментальной проверки целостности личности. Я всегда боялся, что неспособен на сильный гнев, - отсутствие такой способности отнюдь не добродетель, хотя гнев и нужно уметь контролировать, - и это опасение подтвердилось. Еще я боялся, что даже в юности был эдаким старым занудой, нагонявшим скуку на людей, и теперь уже ничто не разубедит меня в этом.

Открылось это без всякого драматизма, и будь я натурой более живой, столь долгие страдания можно было бы объяснить лишь замедленной реакцией. Через много лет после этого эпизода - мне все еще трудно употребить слово "роман" Шанталь упомянула о нем в момент такой глубокой печали и погружения в себя, что любой мой немедленный отклик был заранее нейтрализован: она бы просто ничего не услышала. Это случилось в день свадьбы нашей младшей дочери. Старшая была уже замужем. Младшая - ее Шанталь особенно любила - тоже некоторое время жила не дома. Я думаю, ее брак подтвердил то, чего Шанталь не могла не знать, но с чем не хотела согласиться, - она больше не нужна своим детям, птенцы вылетели из гнезда. Должно быть, многим женщинам тяжело, когда после долгих лет востребованности они оказываются просто брошены и в лучшем случае их вспоминают время от времени с вежливым участием. Так или иначе, когда мы вернулись домой по-сле долгого и утомительного свадебного приема, в опустевшей и безмолвной квартире нам было не по себе. Шанталь плакала, я ее утешал, но она рыдала все сильнее и вдруг между судорожными всхлипываниями сказала:

- Так плохо мне не было с тех пор, как меня оставил Эдвард.

За этим не последовал связный рассказ, но я избавлю вас от по-дробностей, а себя - от воспоминаний. Эдвард всегда, как она выражалась, "интересовал" ее, но до случая с Катрин между ними ничего не было. Ее соблазнила - я сознательно выбрал это слово - Эдокси. Так же как, подозреваю, и Катрин, и вообще большинство Эдвардовых женщин. Эдокси сводничала - еще один способ сохранять власть; не сомневаюсь, она была очень довольна собой. Но приятное щекотание нервов и легкий флирт у бедняжки Шанталь переросли в страсть. Я называю ее "бедняжкой", потому что заставляю себя думать о ней именно так - чтобы как-то преодолеть все это. Откатной волной ее выбросило в открытое море, с ней никогда такого не бывало; беспомощная, виноватая, она хотела остановиться и хотела идти дальше - пленница неотвязной заботы Эдокси и ленивого, мучительного безразличия Эдварда. Мне было ясно, что он не любил ее, что она для него была просто очередным яблоком, которое он надкусил, но она не могла в это поверить. Она убедила себя, что они с Эдокси отправились за границу, потому что он не мог порвать с ней, пока она рядом. Я не лишал ее иллюзий, но понимал, что он даже не думал о ней, что она не играла никакой роли в его поглощенности собственным несчастьем. Интересно, что хотя мне и недостало великодушия пожалеть ее великой жалостью, я оказался способен великую жалость изобразить; все же она была этого достойна. Но я думаю, что, не желая того, она подозревала правду, и это ее окончательно сломило.