Дело предубежденного попугая - [41]

— Что вы сделали потом? — спросил коронер.

— Я вышел на воздух, запер дом и стал дожидаться вас на улице.

— Я думаю, что нет необходимости в дальнейших расспросах этого свидетеля, — сказал коронер.

— Мне нужно задать всего один вопрос, — сказал прокурор. — Это было тело Фраймонта С. Сейбина?

— Да. И хотя оно здорово того… сами понимаете, но это был старина Сейбин.

— Вы давно были знакомы с Фраймонтом С. Сейбином?

— Пять лет.

— У меня все.

— У меня еще один вопрос, — объявил коронер. — До моего прихода вы ничего в домике не трогали?

— Совершенно ничего, не считая телефона.

— Шериф явился туда вместе со мной, не так ли?

— Да, правильно.

— Тогда мы послушаем шерифа.

Когда шериф Барнес с видимым трудом втиснулся в кресло для свидетелей, и принес присягу, коронер спросил:

— Расскажите нам, что вы увидели, войдя в охотничий домик мистера Сейбина?

— Тело лежало на полу на левом боку. Левая рука была вытянута вперед, пальцы сжаты. Правая рука лежала вдоль тела. Запах стоял удушливый, пришлось распахнуть все окна. Конечно, предварительно мы удостоверились, что все окна были заперты изнутри и что их не выламывали, и только потом распахнули… На дверях был пружинный замок, он был заперт. Понятно, что убийца спокойно вышел и захлопнул за собой дверь. Мы посадили попугая в клетку, закрыв дверцу, которая была подперта сосновой палкой, чтобы она не захлопнулась. Я обрисовал на полу мелом положение тела и револьвера, а коронер проверил одежду убитого. После этого все сфотографировали, как положено.

— Снимки у вас с собой?

— Да, — шериф протянул несколько фотографий.

Коронер забрал всю пачку и сказал:

— Хорошо, позднее я передам их членам Жюри. Что было дальше?

— После того, как убрали тело и проветрили помещение, — продолжил шериф Барнес, — мы начали тщательно осматривать дом. Сначала проверили кухню. В помойном ведре лежали две яичные скорлупы и шкурка от бекона, кусок черствого тоста, подгоревшего с одной стороны, и небольшая жестянка из-под бобов со свининой. На газовой плите стояла сковорода. Было видно, что на ней разогревали бобы. В кофейнике оставалось порядочно кофе, но он покрылся плесенью. В раковине лежала грязная тарелка, нож и вилка с остатками тех же бобов со свининой. В холодильнике нашли полпачки масла, бутылку сливок и два нераспечатанных брикетика плавленого сыра. В шкафу имелся большой запас консервов, а в хлебнице — совершенно зеленая буханка хлеба. Там же в бумажном мешочке было песочное печенье. В центральной комнате у стола стояли прислоненные к стенке удочки и спиннинги, а в плетеной корзинке лежала полуразложившаяся рыба. Очевидно, рыба лежала столько же времени, сколько и труп. Мы положили корзинку в ящик и отправили на экспертизу в город. Проверили револьвер. Это был короткоствольный «дерринджер» сорок первого калибра, из него было сделано два выстрела. В теле оказалось два пулевых отверстия в области сердца. Около стола стояли резиновые сапоги, к которым прилипло много грязи, уже сухой. На тумбочке, возле кровати, стоял будильник. Он остановился на двух сорока семи. Звонок был установлен на пять тридцать. На теле были надеты бумажные брюки и свитер, на ногах — шерстяные носки и домашние туфли. В домик проведена телефонная проводка. На следующий день, когда Перри Мейсон и сержант Холкомб помогали мне в расследовании, мы обнаружили, что от нее была сделана отводка. Лицо, занимавшееся подслушиванием телефонных разговоров мистера Фраймонта С. Сейбина обосновалось в маленькой хижине, очень старой. Очевидно, в ней давно не жили. Прежде чем установить в нем записывающую аппаратуру, домик был в какой-то мере починен и приведен в порядок. Видно было, что ее обитатель покинул хижину в страшной спешке. На столе лежала сигарета, которую успели только прикурить и забыли о ней. Пыль указывала, что в помещении никого не было больше недели.

— Элен Монтейт что-нибудь говорила об оружии? — спросил коронер.

— Одну минутку, — вмешался прокурор, — сделала ли она заявление добровольно или же после общения с вами?

— Мы спросили, видела ли она револьвер прежде и она ответила «да». Она взяла его по просьбе своего супруга и приобрела для него патроны в субботу третьего сентября.

— Она назвала своего мужа?

— Она сказала, что человек, которого она считала своим мужем, был Фраймонт С. Сейбин.

— У кого-нибудь есть еще вопросы? — спросил коронер.

— Вопросов не имею, — ответил Мейсон.

— У меня пока все, — сказал прокурор.

— Вызываю Элен Монтейт. — Повернувшись к присяжным, коронер заметил: — Полагаю, мистер Мейсон не захочет, чтобы его клиентка сейчас делала какие-то заявления. Возможно, она не станет отвечать на вопросы, поскольку ее задержали по подозрению в убийстве, но я хочу, чтобы вы посмотрели на нее и составили для себя какое-то мнение.

Элен Монтейт была приведена к присяге.

Мейсон поднялся с места и обратился к коронеру:

— Вопреки вашим ожиданиям, я советовал своей клиентке отвечать на любые вопросы. Больше того, я посоветовал мисс Монтейт рассказать членам Жюри свою историю, ничего не утаивая.

Элен Монтейт повернулась к присяжным. Во всех ее движениях чувствовалась предельная усталость, но вместе с тем какая-то гордость, даже вызов. Она рассказала о человеке, однажды вошедшем в библиотеку. Он познакомился с ней, подружился, потом дружба переросла в настоящую любовь. Она рассказала про их брак, про медовый месяц, продолжавшийся два дня, которые они прожили в маленьком домике в горах.