Дело портсмутских злочинцев - [41]

— По правде говоря, Гладден, я здесь только для того, чтобы задать вам пару вопросов, если позволите.

— Что угодно, мистер Хоар, что угодно. В конце концов, я обязан вам жизнью. Давайте присядем на этой удобной скамейке.

Хоар сел на указанное место.

— Должен сначала сказать, что я принес плохие новости. Вы знаете, что «Вантидж» взорвался и затонул несколько дней назад, унеся с собой жизни почти всего экипажа, кроме двадцати четырех человек?

— Боже мой! – У Гладдена побледнели даже губы. – Спаслось только двадцать четыре человека? Кто? Как?

— Как – пока не известно, фрегат взорвался через полчаса после съемки с якоря. Я все это видел с борта моей яхты.

Гладден склонил голову – в молитве, предположил Хоар, в свете его призвания. Изумленный Хоар увидел, как на сутану скатилось несколько слез, где они сверкали под солнечным светом, пока не впитались в тонкую черную шерсть.

Наконец Гладден поднял голову. Он сунул руку в карман сутаны, вытащил носовой платок и громогласно высморкался.

— Простите, сэр, — сказал он. — Я всегда был склонен к слезам в моменты стресса. И, хотя я не могу сказать, что имел душевных друзей на борту «Вантиджа», но они были моими сослуживцами, в конце концов, и братьями во Христе. Мистер Уоллес, морпех?

— Погиб.

— Мистер МакХейл? Мистер Куртни? Хопкин? Малолетний Прикетт?

— Погибли… все погибли.

— Я не спрашиваю о мистере Кингсли. Я слышал, что его схватили, что он умер. Господь да сжалится над его заблудшей душой. — Гладден весь сотрясся как промокший пес. — Но у вас есть ко мне вопросы?

— Да. Именно о Кингсли. Вы теперь единственный оставшийся в живых офицер «Вантиджа», и только вы можете поделиться со мной своими впечатлениями о нем.

— Что вы хотите знать?

— Все, что придет вам в голову.

— О нем нелегко говорить, мистер Хоар, — сказал Гладден. De mortuis, знаете ли. Я знал его еще до назначения на «Вантидж». Полагаю, он был опытным офицером, хотя своим служебным обязанностям он уделял мало времени. Как ему удавалось получать разрешения капитана на многочисленные отлучки с борта, я не мог понять. В конце концов, фрегат готовили к предстоящей кампании. Возможно, это миссис Хэй удавалось убедить своего мужа?

Он был отъявленным бабником, как вы знаете. Но кроме своих любовниц, он много времени посвящал общению с командирами кораблей, прибывающими в Спитхэд. Выглядело так, как будто он был посланником доброй воли портового адмирала, так как, едва появлялся корабль его величества, он спешил к нему на нанятой лодке с какими-то подарками.

Я часто задавался вопросом — почему? Может быть…  он мало интересовался службой, и наверняка знал, что это вредит его карьере. Кое-кто в кают-компании насмехался над его манерами, подлизыванием к каждому капитану, до которого мог добраться. Его частная жизнь была безнравственной и беспутной, его поведение в обществе было подобострастным, с подчиненными он обращался унизительным образом. Да простит меня Господь, я не любил его.

Это все, что я могу сказать вам, мистер Хоар. Новый корабль, большинство офицеров были практически незнакомы друг с другом. Кингсли был заблуждающимся грешником. Это все, что я знаю.

— Вам было известно о связи Кингсли с миссис Хэй?

Будущий священник поджал губы.

— Я не знал об этом наверняка, но, признаюсь, находил их поведение вызывающим. Фактически, я… но нет, определенно нет.

— Что вы хотели сказать? — надавил Хоар.

—  Я подумал — знал ли капитан Хэй о том, что между теми что-то происходит.

В заключение Гладден добавил:

— Мне жаль, что вам пришлось так далеко добираться, чтобы получить такие крохи информации. И я надеюсь, что вы будете присутствовать на завтрашней службе. После церемонии последует небольшой прием. — Он робко взглянул на Хоара.

— С превеликим удовольствием, сэр, — прошептал Хоар.

Он подумал, что, судя по спокойному и понятному анализу характера покойного сослуживца, из Гладдена может получиться, в конце концов, толковый священник.

Хоар никогда не присутствовал на церемонии посвящения — в церкви он был редким гостем — и наблюдал ее с интересом. Как выразился бы покойный мистер Кингсли, епископ тут вел сольную партию, поддерживаемую хором и не менее чем четырьмя священнослужителями. Когда все пятеро возложили руки на склоненную голову Гладдена (а затем и на головы еще двух кандидатов), Хоар с трудом подавил улыбку. На голове Гладдена было так же тесно, как на гондеке 84-пушечника в первый вечер после прибытия в порт, когда его заполоняли матросские женщины. В этом случае, по крайней мере, женщины не участвовали, и не было слышно ритмических вздохов и ахов матросов и их гостей из спаренных подвесных коек.

Хоар нашел себе укромное место в задней части собора, где своеобразная опрокинутая арка отделяла его от происходящего у алтаря, и молитвы, псалмы, гимны доносились до него приглушенными. Но он имел полную возможность наблюдать благочестивую процессию, которая двигалась попарно с пением размеренного, берущего за душу гимна в сопровождении кафедрального органа. К его глазам подступили слезы. Органная музыка и хор, певший дискантом, всегда действовали на него подобным образом. Возможно, именно поэтому он редко посещал церковь.