Дело огня - [9]

— А, да, — вспомнил Хидзиката. — Там была еще одна любопытная персона. Некто Ато Дзюнъитиро, вассал господина дайнагона Аоки.

Кондо прищурился. Мысли его явно потекли в нужном направлении: главным очагом смуты в Столице был императорский дворец. Как и во времена Гэмпэй, подумал Хидзиката, как и во времена Намбокутё[37]…

— Ато? — вскинулся Окита. — Вы сказали — Ато?

Все воззрились на него — обычно самый младший из командиров на советах рта не раскрывал, и даже по просьбе старших говорил скупо, словно отмерял рис в голодный год. А тут…

— Это имя назвала мне девочка, Момоко из харчевни Танабэ. Она сказала, что хозяйка вела переговоры с господином Ато, понимаете? И через этого господина продала ее в дом дайнагона Аоки! За ней, сказала, скоро паланкин пришлют!

— Ребенок, — губы Яманами сжались так плотно, что почти исчезли. — Ямада сказал, что следующей жертвой будет ребенок, скорее всего — девочка.

— Вот сукин сын! — рявкнул Харада. — Чего мы ждем, пойдем да схватим этого Ато! Выбьем из него всю правду, и хозяина его скрутим!

— Харада, сядь, — Кондо почти не повысил голоса, но Харада тут же сел и даже сопеть перестал. — Мы не можем арестовать слугу дворцового чиновника в чине дайнагона, пока он ничего не сделал.

Многому, многому научился в Столице крестьянский мальчик Миягава Кацугоро…

— А как же тогда… — растерянно повел глазами Харада, ища поддержки. — Что же тогда, пусть и дальше режет, и колдовство наводит?

— Господин Кондо имеет в виду, — негромко сказал Такэда, — что мы должны взять Ато на месте, с поличным. Живого. Тогда на основании его показаний можно будет добиваться у князя Мацудайра если не головы дайнагона Аоки, то хотя бы… ссылки.

— Ни хрена себе, — рыкнул Харада. — Ссылку? За убийства?

— Казнить вельможу за убийство танцовщицы, бродячего монаха и купца? — Такэда покачал головой. — Невозможно. Но… если удастся доказать колдовство и наведение порчи на Столицу, а также на самого Государя…

— Тогда Аоки не сносить головы, — улыбнулся Кондо. — Решено. Как думаешь, Ямадзаки, стоит ли установить слежку за дайнагоном, за Ато и за харчевней Танабэ-я?

— Полагаю, это будет разумнее всего, — улыбнулся Ямадзаки.

* * *

Свет ложился на пол ровно, аккуратно, как нарезанный квадратами тофу[38]. Два человека сидели друг напротив друга, разделенные двумя столиками. Третий — сбоку, слева от хозяина дома, точно посередине ярко-желтого квадрата. Свет заливал вылинявшие хакама и сжатые в кулаки руки юноши, а голову и плечи скрывала тень. Если собеседник господина Кацуры пожелает перейти от словесных угроз к угрозам действием, юноша должен будет эти действия пресечь. Вернее — отсечь. Вместе со всем, что попадет под лезвие.

От человека в накидке песочного цвета можно было ждать чего угодно: в прошлом году он участвовал в поджоге английской миссии в Эдо. Впрочем, юноша тоже в нем участвовал. Тогда человек в песочной накидке назывался господином Минору, а юноша носил свое настоящее имя — Асахина Ранмару. Впрочем, участники поджога (и полицейские сёгуната) знали его под именем Тэнкэн, «Небесный меч». «Господин Минору» видел Тэнкэна в деле, и это позволяло надеяться, что недоразумений не возникнет.

— Перестаньте вилять, Кацура, — собеседник стиснул чайную чашку так, что ногти побелели. — И скажите, наконец, прямо, с нами вы или нет?

— «Мы» — это кто? — господин Кацура с самым безмятежным видом возился с трубкой-кисэру. Медная чашка, костяной мундштук, бамбуковый черенок… Законы бакуфу запрещают курить кисэру в помещениях, во избежание пожаров, но когда земля горит под ногами, какой смысл в запретах?

Господин Кацура закурил.

— Миябэ из Кумамото, — осторожно сказал собеседник. — Отака, Китадзоэ, Исикава…

— Который Исикава? Из Тоса? — господин Кацура выдохнул дым.

— Да, он.

— А что по этому поводу говорит господин Сайтани Умэтаро?

Юноша насторожился. Кацура прекрасно знал, что по этому поводу говорит «Сайтани Умэтаро» — сиречь Сакамото Рёма. Кацура это знал, потому что именно Рёма привел Асахину сюда, и именно Рёма, не имея возможности задержаться в Столице, попросил Кацуру отговорить молодых дураков из Тоса от всего, что может предложить господин Миябэ, потому что господин Миябэ не может предложить ничего хорошего.

Итак, Кацура знал мнение Сакамото Рёмы, а его собеседник — нет, но попытался неведение прикрыть пренебрежением.

— Рёма! — фыркнул он. — Тц! Рёма — большой ребенок, и в голове у него ветер. Ему бы встать в лодке, руки растопырив, да рукава наподобие паруса развернуть — и он будет счастлив и обо всем забудет.

Юноша почувствовал, как жар приливает к щекам. В последнее время он слышать не мог, когда о господине Сакамото говорили в пренебрежительном тоне.

— А что Такасуги[39]? — господин Кацура выбил трубку и начал вычищать ее щеточкой.

Собеседник поморщился — эта тема была ему неприятна.

— Такасуги арестован, — проговорил он. — Сидит в тюрьме Хаги. Если ему не прикажут вскрыть себе живот, его добьет проклятая чахотка.

— Вы полагаете, ваша… деятельность ему чем-то поможет?

— Да! — горячо закивал собеседник. — После того, как мы увезем Государя, и он подпишет высочайший указ об изгнании из страны варваров, каро