Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек - [16]

Вечер за ужином значительно улучшил его настроение. Слух о ее романе с Ричардом, к которому Найджел с ловкостью слона в посудной лавке подвел разговор, Хелен опровергла как совершенно безосновательный и упрекнула Найджела в наивности, поскольку он поверил, что такие замечания из уст Изольды могут иметь под собой реальную почву. По пути к комнатам Хелен Найджел расчувствовался, но не будем упоминать, что именно он говорил. Впрочем, домой он возвращался таким счастливым, что можно предположить – его слова были приняты благосклонно.

Следующий день, день знаменательной вечеринки Питера Грэма, принес с собой запоздалый намек на летнее тепло, продолжавшееся до конца недели. Питер Грэм, весь вторник непрерывно и совершенно неприлично увивавшийся вокруг Рэйчел, посвятил почти весь этот день поспешным приготовлениям. Утром Найджел нашел его, нагруженного цветами, в баре – он вымаливал у бармена еще пару бутылок джина.

– Черешня! – возбужденно говорил он. – Мне непременно надо раздобыть черешню! И оливки! – Он радостно поздоровался с Найджелом и потащил его по магазинам, где была куплена куча дорогих и ненужных вещей для вечеринки.

Как Найджел признавал впоследствии, это была в своем роде хорошая вечеринка. Не обошлось и без неприятностей, но он смотрел на них сквозь успокаивающий туман опьянения, и кроме того, за последние несколько дней он так привык к неприятностям, что был бы больше встревожен их отсутствием. Тем не менее последний инцидент – если можно назвать инцидентом то, чего никто не заметил – и в самом деле его встревожил.

Первую половину вечера он провел в театре, где смотрел пьесу, в которой несколько мужчин и женщин без особого удовольствия совершали адюльтер за адюльтером, сопровождая это скучными комментариями и звоном бокалов с коктейлем. И все-таки он не без удовольствия взирал на Изольду, и с еще большим удовольствием – на Хелен; к своей досаде, он обнаружил, что каждый раз, когда она выходит на сцену, в нем просыпается гордость собственника, и он должен был подавлять желание пихнуть соседа и услышать от него свою долю причитающегося ей одобрения. В конце концов подробности сюжета так ему надоели, что он выскользнул из театра до финала и пошел домой, не особенно раздумывая, чем могла бы кончиться эта пьеса: вне всякого сомнения, все герои заболели нервными болезнями.

Из-за этого он пришел к Питеру Грэму слишком рано. Только Николас, удобно устроившийся в углу и не выказывавший намерения двигаться в течение вечера, уже был там. Питер выставил выдающийся ряд бутылок и стаканов, и теперь, возвышаясь среди них с хозяйским видом, зачем-то уговаривал Николаса выпить как можно больше, пока все не пришли. Найджела поразило, как Николасу удалось оставаться настолько трезвым в течение всего вечера. Если подумать, он на своем веку не видел, чтобы кто-нибудь пил так много и при этом почти не пьянел.

Минут десять спустя вошли Рэйчел и Роберт, которых Питер Грэм приветствовал восторженно и шумно. Чуть позже прибыли два армейских офицера, знакомые Питера, а еще через некоторое время по двое и по трое стали появляться члены театральной компании.

– Ты просил нас пригласить побольше народу, – сказал Роберт, оправдываясь, – так что, наверное, придет почти вся труппа. Кроме Клайва, который уехал в город увидеться с женой, – добавил он мрачно. Брачные дела Клайва начинали действовать ему на нервы.

Джин, Изольда и Дональд Феллоуз пришли вместе в сопровождении разношерстной братии околотеатральных бездельников. На первый взгляд они были настроены дружелюбно по отношению друг к другу, но на протяжении вечера Найджел не заметил никаких значимых изменений в ситуации, скорее, все выглядело даже хуже. Тут был и Ричард, высокий молодой человек под тридцать со светлыми волосами, была и Джейн, помощник режиссера. Найджел с веселым удивлением наблюдал за довольно неуклюжими маневрами Питера, которого теперь тянуло не к Рэйчел, а к Джейн, хотя Рэйчел явно испытывала облегчение, а не разочарование. Стадия вежливых бесед вскоре прошла, и воцарилось ужасное веселье; на фоне общей болтовни слышались отдельные фрагменты речи.

– Джейн, милая, да ты, как я посмотрю, и впрямь потаскушка…

– Чехов, могу вас заверить, начал дезинтеграцию драмы с дезинтеграции героя…

– И я сказал, что, на мой взгляд, всего «Отелло» надо играть в одном месте на природе…

– …хотел сделать Уичерли[41] в современных костюмах, но тут вмешался лорд Чемберлен…

– Диана? Где Диана?

– Видишь того ужасного мальчишку? Дорогая – только это должно остаться между нами, но он…

– Меня тошнит.

– …никакой возможности воскресить драму теперь, когда герой уже дезинтегрирован…

– Выпей еще, старик.

– Спасибо, я уже выпил, старина.

– Тогда выпей еще.

– Спасибо.

– …некоторые из них немного претенциозны, а?

– Меня сейчас действительно вырвет.

– Ну, так выйди.

– Чехов… дезинтеграция…

– …отвратительно приземленная пьеса о ферме с целым выводком кур на сцене… моя дорогая, они были неуправляемы… когда ни войдешь в гримерную, они уже там, усаживаются на насест в девятом номере…

– …приехали в Манчестер под проливным дождем, а театр, оказывается, разбомбили прошлой ночью. Пришлось сразу ехать в Брэдфорд и открываться через час после прибытия поезда…