Дело о вдове нефтяного магната - [24]

Неожиданно мое внимание привлекла фотография, на которой я увидела ту самую оранжерею, где проходила презентация. Те же дорожки, орхидеи, пальмы, только стеклянные рамы все в целости, и в центре стоит мраморная скульптура девушки с венком на голове.

— Скажите, — обратилась я к Бамбуку, — эта та самая статуя, на которую тоже упала рама?

— Да, «Хлоя» была ее первой жертвой, — с пафосом сказал Эраст Леонидович.

— Хлоя? — по вполне понятной причине вздрогнула я.

— Это мраморная копия знаменитой греческой пастушки. Помните Лонга?…

Дальнейшие слова Бамбука словно тонули в моем сознании. Я не воспринимала их, и лишь резкий телефонный звонок вывел меня из этого полубредового состояния. Бамбук снял трубку, выслушал невидимого собеседника, потом извинился и сказал, что срочно должен уйти.

— Вы удовлетворены? — спросил он на прощание.

— Вполне, — сказала я, чувствуя, как мои уши снова наполняются противным звоном.

На улице мне стало лучше, но я решила не возвращаться в Агентство, тем более что сегодня была пятница. Но не успела я сесть в электричку, как в сумке запищал мобильник, и Глеб поинтересовался моими успехами. Чтобы не расстраивать его сразу, я солгала, что жду аудиенции у кабинета Бамбука.

— Хорошо, — сказал Спозаранник, — сегодня можешь не возвращаться, но постарайся выжать из него как можно больше. Сдается мне, что этот Бамбук — форменный негодяй. И вот еще что, позвони в «Зелень лета» и узнай про похороны Харитоновой — тебе надо там быть.

Разговор с Глебом оставил в душе неприятный осадок. Мне было стыдно за свою маленькую ложь, а еще за то, что я поймала себя на мысли: не хочу видеть мертвую Хлою. О том, что мне «надо там быть» я прекрасно знала и без Спозараника, который наверняка имел в виду какую-нибудь чушь вроде той, что убийцы имеют обыкновение приходить на похороны своих жертв.

* * *

Узнав о том, что Ольгу Харитонову будут хоронить в воскресенье, я стала звонить сокурсникам, чьи телефоны сохранились в моей записной книжке. Те, кого мне удалось застать, ужасались страшному известию, но, ссылаясь на неотложные дела, говорили, что не могут прийти на похороны. «Хреновая у нас была группа, — подумала я, — всего-то пять лет прошло, а все уже стали чужими друг другу». Вечером я перечитала Ольгины статьи. Они были написаны хлестко и содержали множество литературных реминисценций и прямых цитат из Библии. С точки зрения стилистики статьи были превосходны, но никаких сенсационных разоблачений в них не было, так — туманные намеки на аферы с участием Бамбука: отмывание бюджетных денег и сомнительный договор с арендаторами ресторана «Орхидея», расположенного на территории заповедника. В этом была вся Хлоя: она никогда не давала себе труда копаться в том, что ей было не очень интересно.

Потом я подумала о том, что совсем не знаю, как Ольга жила все эти годы. За все это время она позвонила мне лишь однажды, сказала, что была замужем, но ей это не понравилось, и вдруг спросила:

«Горностаева, ты помнишь, как зимой мы сидели с тобой в кафе?»

В тот день я сказала ей, что ни одного мужчину в жизни не любила сильнее, чем ее. И это была истинная правда.

* * *

Ольгу отпевали в маленькой церкви на Пороховых. Из присутствующих я знала только Вересова и Бамбука. Они стояли рядом, держа в руках зажженные свечи, и явно чувствовали себя здесь не в своей тарелке. Впрочем, остальные тоже испытывали дискомфорт и робко поглядывали в сторону открытого гроба. Лицо Хлои казалось удивительно спокойным. Мертвые губы застыли в некоем подобии улыбки и словно спрашивали: «Ах, зачем свечи?…» Крещенная в детстве, Ольга называла себя атеисткой и никогда не ходила в церковь. Странно поэтому было видеть иконку в ее восковых пальцах и бумажный венчик на лбу. «Упокой, Господи, душу рабы твоея…» — звучало в храме. Присутствующие неумело крестились. «Вот ты и убежала в радость», — некстати подумала я.

На кладбище сотрудники «Зелени лета» устроили гражданскую панихиду. Но то, что говорили они, не имело отношения к той Ольге, которую знала я, и вызывало раздражение.

Начался дождь. Бамбук раскрыл зонт, и вместе с Вересовым они укрылись под ним. Радом с ними стоял Сергей Логинов, и я подумала о том, что не видела его в церкви. Могильщики быстро делали свою работу. Комья мокрой глины с омерзительным стуком падали вниз. Худенькая девушка с белыми хризантемами в руках плакала навзрыд. «Наверное, она хорошо знала Хлою», — машинально отметила я, удивляясь тому, что не могу плакать. Было холодно, и среди этих чужих мне людей я чувствовала себя крайне неуютно. Казалось, что кто-то из них пристально наблюдает за мной. Ощущение было не из приятных, поэтому я с облегчением вздохнула, когда все наконец закончилось.

Нет ничего более грустного, чем возвращаться после похорон по размокшей кладбищенской дороге. Впереди меня шли Вересов и Бамбук. Черный купол зонта походил на огромный нелепый цветок, а фигуры ботаников выглядели под ним, словно тычинка и пестик.

— Эраст! Я боюсь, — донесся до меня голос Станислава Петровича. — Сначала Хлоя, теперь — Харитонова. Может быть, кто-то охотится за нами? Наверное, все же не следовало устраивать презентацию в оранжерее. Мало того, что теперь меня упрекают в халатности, так некоторые не стесняются говорить о преднамеренном убийстве. Еще немного — и я начну верить в то, что действительно виноват в смерти девушки.