Дело о танцующей статуе - [6]

Но Ромка посмотрел на мать, затем на сестру и сказал:

— А чего ж он их сразу ей не отдал, если у входа в метро подобрал? Странно это как-то. Ладно, мам, давай, объясняй, как бумажки заполнять и почем она у тебя, твоя реклама.

— Вот вам прайс-лист, — сказала Валерия Михайловна, — в нем написано, какая часть газетной полосы сколько стоит, а контракты и счета-фактуры я вам завтра с работы принесу. Потерпите до завтра?

— Так и быть, — согласился Ромка. — Завтра мы с банкиром все детали обговорим, а бумажки потом заполним. Все равно он это в ЦДХ делать не станет. Мы с ним на Крымском валу встречаемся, — пояснил он удивленной матери.

Глава 3 Посещение салона

В Центральном Доме художника, куда брата с сестрой подвез, как и обещал, Андрей, Ромке, в общем-то, понравилось. Правда, чем-то антикварный салон напомнил ему музей, а в музеи он терпеть не мог ходить, потому что они нагоняли на него тоску и скуку. Однако здесь скучно не было. Плакаты одни чего стоили, которые выставила «Лавка книголюба». И тридцатых, и пятидесятых годов, и даже времен Октябрьской революции, а еще армейское полковое знамя «За переход через Балканы», который был совершен аж в 1877 году. И вообще, чего здесь только не было. Картин — пруд пруди. И чем-то знакомые, Шишкина, например, или Айвазовского, и полотна совсем неизвестные, непонятно чьи, каких-то Схельфхаута и Андриана ван дер Пула, причем по умопомрачительным ценам. Были здесь и изделия Фаберже, яйца всякие пасхальные, и мебель старинная, из карельской березы и красного дерева, и еще индийские ковры и всякие кувшины, и вазы, и канделябры, и даже автограф самого Наполеона Бонапарта.

Николай Никитович, как и предполагалось, был вместе со своим другом, подъехавшим к салону на темно-зеленом «Пежо». Банкир приобрел очень ценную вещь — жутко дорогую линогравюру какого-то французского художника, которую Ромка толком не успел рассмотреть, а его друг — большую картину Айвазовского, которую сразу же вынесли из салона двое приехавших с ним его подчиненных.

Андрей фотографировал все подряд: и друзей-бизнесменов с их приобретениями, и людей у экспонатов, и плакаты, и иконы, и полковое знамя, затем поговорил о чем-то с главным организатором всего этого скопления ценностей — высоким толстым человеком.

— Пока еще не знаю, что мне пригодится отсюда, — сказал он ребятам. — Главное, чтобы мало не показалось.

А потом все наконец освободились от своих дел и покинули салон. Новгородцев, улыбнувшись своим юным друзьям, обратился к Андрею:

— Это тебе нужна реклама в газету?

— Зачинщики — они, — указал Андрей на Ромку с Лешкой, — мне бы такое и в голову не пришло: у вас рекламу просить. Тем более что я ею напрямую не занимаюсь, разве что иногда, по совместительству. Но я не против их начинания. Если они серьезно начнут работать, то можно будет их вполне официально оформить к нам агентами. В общем, посмотрим, что у них получится.

— Решили, значит, подработать? — взглянул банкир на Ромку. — А почему именно на рекламе?

— Реклама — двигатель прогресса, — переиначил известную фразу Ромка. — Разве она вам не нужна?

— Ну почему же? Реклама всем нужна. Ты попал в точку: наш банк начал оказывать клиентам новые услуги. Приносите на следующей неделе контракты моему заму, я дам ему распоряжение. — Николай Никитович тепло взглянул на Лешку: — Как там твой Дик поживает? Никита очень часто о нем спрашивает.

Сын Новгородцева Никита вместе с Артемом учился теперь в английском городе Бирмингеме, Дик когда-то был его собакой, а потом волею судьбы достался Лешке.

— Хорошо, — ответила девочка. — Линяет только. Везде шерсть, и мама ругается.

— Везде шерсть — это я отлично помню. Стихийное бедствие, — улыбнулся Новгородцев и помахал рукой своему знакомому: — Я здесь.

Мужчина, купивший картину Айвазовского, подошел к ним ближе.

— Я уже освободился. А ты?

Николай Никитович попрощался с ребятами.

— По-моему, мы обо всем договорились.

— Спасибо! — прокричал ему вслед Ромка и весело подмигнул своим друзьям: — Дела идут, контора пишет. Так Олег Пономарев всегда говорит.

— А теперь, если хотите, мы прямо сейчас можем махнуть к нам, — предложил Андрей. — Серафима Ивановна хочет с вами попрощаться. И бабушка моя вас тоже ждет, она знает, что я с вами поехал.

— Мы с удовольствием, да, Лешка? — У Ромки уже живот заболел от голода. В школе он съел только один пирожок, а после уроков они с Лешкой не успели дома пообедать, так как их ждал Андрей. А на всяких выставках и в музеях обычно есть хочется вдвойне. У Дарьи Кирилловны же всегда столько вкусных вещей, причем каких-то особенных. Взять хотя бы чай — красный из каркадэ, и даже зеленый, который она подает в огромных коричневых кружках, казался и ему, и Лешке самым необыкновенным на свете чаем.

Но, конечно, Ромка совсем не потому стремился в гости к Дарье Кирилловне. Несмотря на огромную разницу в возрасте, они с Лешкой давно считали ее своей подружкой, которой можно было все-все рассказывать, не опасаясь, что их секреты достигнут еще чьих-нибудь ушей. А Серафиму Ивановну, с которой они сегодня собирались прощаться, брат с сестрой полюбили еще осенью в Воронеже, когда сумели отыскать клад, украденный из ее дома. Ромка вспомнил, что давным-давно не был в этом гостеприимном доме, и подумал: «Скорее бы их обеих увидеть». А потому, забравшись на переднее сиденье, скомандовал: