Дело о сумочке авантюристки - [37]

– Разумеется, – ответил Мейсон. – Поэтому я и задал вопрос.

– А я предпочитаю воздержаться от ответа, – учтиво сказал Диксон.

Мейсон взглянул на поверенного:

– Иногда уклончивый ответ дает больше информации, чем категорический, мистер Диксон.

– Совершенно верно, мистер Мейсон. Я тоже не раз приходил к такому выводу. Кстати, когда я спросил вас, почему вы заинтересовались трагической смертью мистера Фолкнера, вы, по-моему, ответили, что, видимо, будете представлять некую особу, предъявившую иск к Фолкнеру. Могу я поинтересоваться, в чем состоит сущность этого иска? Почти уверен, что вы не захотите ответить мне на этот вопрос.

– Иск этот связан с составом лекарства для лечения рыбок, – заметил Мейсон.

– О, вы имеете в виду то лекарство, которое нашел Том Гридли? – поинтересовался Диксон.

– Вы, похоже, хорошо осведомлены, мистер Диксон.

– Приходится наводить справки, когда в деле замешана твоя подопечная, мистер Мейсон.

– Что ж, вернемся к нашему разговору, – продолжил адвокат. – Итак, Фолкнер прочно сидел в седле, пока Женевьева внезапно не потребовала развода. Совершенно очевидно, что она должна была получить от него свою долю.

– Это уже давно решенный вопрос, мистер Мейсон.

– Да, но это решение, должно быть, встало Фолкнеру поперек горла. Из всесильного босса он вдруг превратился в равноправного пайщика.

– Разумеется, – с известной долей самодовольства ответил Диксон. – Но с тех пор, как закон штата считает супругов равноправными партнерами, жена имеет право на получение того, что оговорено при подписании брачного договора.

– Вы разговаривали по этому поводу с Фолкнером?

– О да.

– Он рассказывал вам о подробностях?

– Конечно.

– Он сам пришел к вам и сообщил об этом добровольно?

– Но, послушайте, мистер Мейсон, вряд ли вы действительно думаете, что такой человек, как Фолкнер, станет бегать ко мне, чтобы сообщить ту или иную деталь.

– Но вы были заинтересованы в этом?

– Естественно.

– Значит, я могу предположить, что вы спрашивали его об этом?

– О тех вещах, о которых я хотел знать, да.

– И вам было интересно знать обо всем?

– Я не знаю, знал ли я обо всем, мистер Мейсон, потому что не знал, чего еще не знаю. Я знаю только то, что знаю. – И Диксон улыбнулся адвокату, желая показать, что он готов идти навстречу Мейсону, сообщив ему те сведения, которые известны ему самому.

– Могу я поинтересоваться, когда вы последний раз разговаривали с Фолкнером? Полиция рано или поздно все равно задаст вам этот вопрос.

Диксон, не торопясь, поднес палец к лицу и начал разглядывать свой ноготь.

– Я полагаю, что вы разговаривали с ним вчера вечером.

Диксон поднял глаза:

– Что заставляет вас так думать?

– Ваша нерешительность.

– Я просто задумался.

Мейсон улыбнулся:

– Нерешительность можно назвать и задумчивостью, но она тем не менее остается нерешительностью.

– Правильные слова, мистер Мейсон. Очень правильные. Хочу сказать вам, что я был в задумчивости и, как следствие, в нерешительности. И я до сих пор не знаю, отвечать ли мне на ваш вопрос или подождать, пока меня не спросит об этом полиция.

– У вас есть причины не отвечать мне?

– Я сам себе задаю этот вопрос.

– Есть нечто, что вы хотели бы скрыть?

– Разумеется, нет.

– В таком случае я не вижу причин молчать.

– Возможно. Да, наверное, я смогу это сделать. Отвечу вам на вопрос.

– Итак, когда вы последний раз разговаривали с Фолкнером?

– Я действительно разговаривал с ним вчера.

– В какое время?

– Вы имеете в виду наш личный разговор?

– Я хочу знать, когда вы разговаривали с ним с глазу на глаз и когда по телефону.

– Что заставляет вас думать, что я разговаривал с ним по телефону, мистер Мейсон?

– Потому что вы дифференцируете личный разговор и просто разговор.

– Боюсь, мистер Мейсон, что вы играете со мной, как кошка с мышкой.

– Я все еще жду ответа, – перебил Мейсон.

– Вы, разумеется, не уполномочены официально задавать мне этот вопрос?

– Угадали.

– В таком случае предпочитаю не отвечать. Как вы будете на это реагировать?

– Очень просто, – ответил Мейсон. – Я позвоню моему приятелю лейтенанту Трэггу, сообщу ему, что вы виделись с Харрингтоном Фолкнером в день убийства, точнее, даже вечером, когда он был убит, и что вы, видимо, разговаривали с ним по телефону. На этом моя миссия закончится, и ваша дальнейшая судьба меня интересовать не будет.

Диксон снова посмотрел на свои ногти, потом кивнул, словно пришел к определенному решению. Но он продолжал хранить молчание – грузная фигура с бесстрастным лицом, восседавшая за огромным письменным столом. Потом еще раз молча кивнул, словно вел разговор сам с собой. Мейсон тоже выжидательно молчал.

Наконец Диксон заговорил:

– Вы привели очень сильный аргумент, мистер Мейсон. Очень сильный. Наверное, вы отлично играете в покер. И суду, вероятно, приходится с вами очень трудно. Да, очень трудно…

Мейсон хранил молчание. Диксон снова кивнул пару раз и продолжал:

– Я уже и сам подумывал, не позвонить ли мне в полицию и не рассказать ли обо всем, что знаю. Но, с другой стороны, вы тоже рано или поздно получите эти сведения, даже если я вам их сейчас и не дам. Но ведь вы так и не сообщили мне подробно, почему вы этим интересуетесь.