Дело о старинном портрете - [66]

Фиакр остановился на улице Древе, и я, поднявшись по выщербленным ступенькам, оказалась на маленькой площади Кальвэр, вымощенной крупным булыжником. В нижних этажах домов располагались только картинные галереи. Их было четыре, и я задумалась: сразу идти к хитрому Кервадеку или сначала заглянуть в другие магазины, прицениться? Вдруг там тоже есть картины Андрея, которые достанутся мне дешевле? Я, конечно, состоятельная женщина, но копейка рубль бережет.

Я направилась к стеклянной двери, над которой было выведено: «Галерея „Тюильри“. Пейзажи и портреты. Открыта в 1811 году», и вошла под звук тихо звякнувшего колокольчика.

Навстречу мне поднялся лысый старичок в пикейном сюртуке. В руке он держал лупу.

— Добро пожаловать, мадемуазель! Чем могу служить?

Я собираю коллекцию молодых, неизвестных художников. Пока неизвестных, — уточнила я с глубокомысленным видом. — Один компетентный господин сказал мне, что это весьма выгодное вложение. Сейчас они дешевы, а через несколько лет, глядишь, поднимутся в цене.

Старичок отложил лупу и потер маленькие ладошки. Скорей всего, он принял меня за глупую провинциалку. Я вспомнила чьи-то слова: «Если над тобой смеются, значит, ни в чем не подозревают».

— Что именно вы предпочитаете? — засуетился галерейщик. — Какого направления работы вам показать? Пейзажи? Портреты? Батальные сцены? У меня прекрасный выбор.

Он принялся выкладывать картины на широкий прилавок.

Заранее зная, что я ничего у него не куплю, я все же решила подыграть — неудобно было сразу уходить из галереи.

— Что это? — спросила я, указав на первую попавшуюся картину.

— Галантная сцена художника Юбера Робера, вторая половина восемнадцатого века. Настоятельно рекомендую.

— Он неизвестный? По крайней мере, я его не знаю.

Мне показалось, что старичок слегка сморщил нос:

— Ну, что вы, мадемуазель, это очень известный художник!

Я неопределенно пощелкала в воздухе пальцами.

— Мне бы хотелось такого, что никак понять нельзя. А то у нашей богачки, мадам де Равенель, одни портреты предков-аристократов на стенах висят. Она ими кичится до безумия. Предками, я имею в виду, не стенами. По моему разумению, это все старье и не стоит места, которое оно занимает. Я хочу что-нибудь поярче, понепривычнее, чтобы мои гости смотрели на картины, ничего не понимали, но виду не подавали, а сразу думали обо мне как о современной и модной женщине. Вам понятно, мсье?

Старичок замялся…

— Видите ли, сударыня, моя галерея существует уже восемьдесят три года, и она всегда называлась «Пейзажи и портреты». У меня качество! У меня только лучшие мастера лучших школ. И если на картине изображен олень, то это будет олень, а не баран и не свинья. Может, вы перемените свое мнение? Я покажу вам прекрасные картины, и вы сделаете настоящее капиталовложение, да еще приятное глазу. Уверяю вас, животные, цветы и рассвет над Сеной современны всегда.

— Нет, к сожалению, мне не нравятся ни олени, ни эта битая птица, — показала я на натюрморты, выполненные в псевдофламандском стиле. — Мне нужно что-либо из самого последнего, вроде художника Протасова. Мне его очень рекомендовали.

— Увы, мадам… — развел руками старичок. — Я даже не слышал о таком художнике. Он из Польши или Моравии?

— Из России и, как я слышала, весьма ценится среди знатоков. Ну, а если у вас нет, извините.

В двух других галереях мне показали несколько полотен, но я сделала вид, что они не произвели на меня впечатления, и попросила то же самое, но в розовых тонах под стиль моей воображаемой гостиной а-ля Людовик Шестнадцатый, и опять упомянула Протасова. Там о нем тоже ничего не слышали.

Когда я вышла из третьей по счету картинной галереи, то увидела Себастьяна Кервадека. Он стоял на пороге своего магазина и наблюдал за моими перемещениями.

— Мадам Авилова! Вы ли это? — Он деланно всплеснул руками. — Пришли покупать картины или так, полюбопытствовать?

— Как получится, мсье Кервадек.

— В любом случае милости прошу, заходите.

Галерея Кервадека с нарисованной на вывеске придорожной часовней занимала два этажа просторного здания конца восемнадцатого века. Картин на стенах было превеликое множество. Я вытащила из сумочки лорнет и принялась рассматривать произведения, выставленные на продажу. Хозяин галереи молча наблюдал за мной, стоя за конторкой. Он ждал, когда я наконец выберу то, что мне больше всего понравится.

В основном в галерее преобладала обнаженная натура в обрамлении водных источников. Пышнотелые красавицы с греческими прическами плескались в мраморных бассейнах, подставляли свои стати под струи, бьющие из фонтанов в виде рыб с распахнутыми пастями, терли друг друга большими левантийскими губками. Художники были мне незнакомы: Франсуа-Ксавье Фабр, Шарль Бутибонн, Клод-Мари Дюбюф 39, — и я не могла понять, нравятся мне картины или нет. Да и цены поражали: небольшое полотно, на котором были изображены резвящиеся русалки, стоило семь с половиной тысяч франков.

— Даже не знаю, что сказать, мсье Кервадек. Здесь нет того, что я ищу. Душа не лежит.

— А что именно вы ищете, мадам Авилова? — спросил он.

— Пока сама не знаю. У вас здесь так красиво, просто глаза разбегаются. Но и цены… Неужели эти старые полотна стоят таких денег?