Дело о сорока разбойниках - [6]

На скромной, маленькой станции без названия, без фонтана, без умирающего виноградника, но зато с буфетом, Иван Несторович имел несколько часов передышки от длительной тряски и оглушающего грохота колес – от Артыка до Мерва шли почти без остановок. Как ему велел здешний аксакал, отправился пить чай и, на счастье, повстречал у самовара русского – инженера, средних лет, в ермолке и восточном халате, мол, так удобней жару переносить. Даже объяснил почему. Этот халат здесь, в Туркестане, сказал он, как контейнер для хранения сжиженных газов, изобретенный недавно одним немцем, Вейнхольдом, он хранит температуру тела и не допускает перегревания. А чтобы организм не думал, что ему холодно, надобно горячий чай пить, он тотчас же все поры, что ставенки, раскрывает и дышит себе. Иноземцев был поражен мудростью здешних туземцев, которые, как ему казалось, лишь из страсти к роскошествам увешивали себя теплой одеждой. Ан нет, оказывается, имелся в этой странной для европейца привычке вот такой восточный секрет.

– Вам еще много секретов таких восточных здесь раскрыть предстоит, – усмехнулся инженер.

А занимался почтенный ученый исследованием подземных ирригационных каналов, именуемых «кяризы», что строили когда-то в стародревние времена персы. Тоже сооружение хитромудрое, способное из-под земли много воды достать в бескрайней и кажущейся совершенно безжизненной пустыне. Стал Иван Несторович о персах этих расспрашивать, чьи кяризы да калы – грозные укрепления – брошенными всюду стояли, к коим, если не приглядеться, то примешь за обыкновенные холмы, так их время и ветра изменили.

Десятка лет не прошло, как текинцы погнали соседей за гребень горы в земли персидские, бывало, те возвращались, дабы отвоевать назад свои калы, но безуспешно. Текинцы – народ грозный, отчаянный, на расправу короткий, персы нежными были созданиями, ремеслами никакими особо не промышляли, хотя их ирригационные изыски довольно изобретательны, ручки в глине и крови пачкать зело не рвались, больше наука их занимала, вот и пришлось немного подвинуться. Иван Несторович с интересом выслушал рассказ инженера, а потом уже и о басмаче с тигром заговорил, мол, ведь говорят, что он перс, отчего не отловите негодяя?

– Ах, вы об этом, – улыбнулся инженер. – Здесь много легенд на его счет ходит. Да только, сдается мне, это всего лишь легенды, местные байки. Нападения басмачей – случаются, да. Бывало, и поезд остановят. Пустыня ведь одна кругом! Трудно такие просторы в порядке идеальном содержать. И тигры водятся всюду, и шакалы, и гиены, и змеи, медведи, туры, барсы, волки. Это из-за близости реки. Любому охотнику – раздолье.

– А вовсе нет, – оторвав от самовара полотенце, вмешался буфетчик с окладистой бородой. – Когда это вы видели, чтобы в составе на станцию один пассажир прибыл! Если так дальше дело пойдет, оставлю я эту лачугу. Вон, лучше в Уч-Аджи служить, что за тридцать верст отсюда. Там целый батальон недавно осел, и казарма позначительней отстроена, и артиллерию привезли. Уже год, как этот Юлбарс проходу никому не дает. И повадки у него, все равно, что кошачьи, никогда не знаешь, когда и как он налет совершит. И здесь шалит, и у Хивы его ловили, аж к Ташкенту, не боясь русских полков, нет-нет подбирался. Юлбарс, по-ихнему, по-тюркски, означает «бродячий тигр». Организовал шайку, тигра здешнего, что у реки Теджен водятся, изловил, на цепь посадил и с ним города и аулы грабит, поезда грабит, караваны тоже грабит. Басмач проклятый! А ведь, говорят, совсем мальчишка. Сам маленького роста, щуплый, с жиденькой бороденкой, а глазенки, что у волка – холодные, злючие-колючие. Вот уж воистину, шайтан.

– Мальчишка? – воскликнул в недоумении доктор. – Но я слышал, будто он богатырского сложения и одной рукой тигру горло сжимает.

– Да, все разное говорят. Не слушайте, – махнул рукой инженер и зевнул, прикрыв рукой усы. – Одни говорят, что он из Бухары. Другие, что беглый еврей-дрессировщик. Третьи, что сын поверженного персидского правителя. А четвертые такие совсем уж сказки рассказывают: будто Юлбарс – это английский шпион, нарочно засланный британцами страху нагонять на русских, накрепко в Закаспие и Туркестане осевших, мол, чтобы помешать нам дорогу проложить до Ташкента. Много англичан здесь бывает, они туда-сюда до Индии болтаются, ну и Туркестан исследуют. А по мне так: нет никакого Юлбарса, все это набеги разных шаек местных беков, одному герою приписанные, чтобы удобней было эти набеги совершать. Беков, известно, бухарский куш-беги покрывает, за мзду определенную, а тот, в свою очередь, перед эмиром отчет держит. А уж какие между нашими начальниками и эмиром беседы бывают – то знать нам не положено. Могут баранами откупиться, могут женой, а могут и с десяток мальчиков-бачей отрядят.

– Выходит… – проронил Иноземцев, удивленный странной иерархической восточной структурой. – Выходит, здесь вовсе не столь безопасно, как мне в Петербурге рассказывали.

– Ну почему? – всполошился инженер и, сдвинув ермолку набекрень, почесал затылок. – Хм, то Петербург, а то Бухарский эмират. Да спокойно тут, не тревожьтесь. Привыкнуть просто надобно к здешним обычаям. К чему человеческая натура только не привыкает! Да и у нас вдоль платформы через каждые двадцать-тридцать верст казармы стоят. Боятся они нападать на здешние земли. Своих токмо грабят. Русские для них пострашнее шайтана. В год не более двенадцати смертей – тишь, гладь да божья благодать. Вот протянут до Ташкента железную дорогу, тогда совсем цивилизация настанет.