Дело о сорока разбойниках - [33]

Насилу к утру ноги унес, доктора думали – со страху, хотели водкой отпаивать, чтобы в себя привести. Но Иноземцев нашел смелость соврать, что у него от хлорной извести приступы астмы начинаются.

Пришлось больше не попадаться им на глаза, опять заставил себя в одиночку идти.

Днем все трудней становилось работать. Чтобы хоть как-то вернуть хладнокровие и восстановить душевное равновесие, пробовал с микроскопом возиться. Не выходило толком, в мыслях он лопату продолжал в руках сжимать, голова кружилась от въевшегося в ладони запаха извести. Но пришла вдруг Ивану Несторовичу в голову забавная затея, мигом заставившая его просиять и о ночных тенях с погостов позабыть. Решил он наконец показать больным холерой сартам, как микроскоп работает, давно это сделать собирался. Пусть на вибрион под пятилинзовым объективом поглядят и на то, как от хлорной извести вода очищается. Схватил прибор, понес в ближайшую палату, установил на широком подоконнике.

– Вот! – проронил он, запнулся и нервно потер переносицу все еще трясущимися пальцами.

Сарты замерли, на него глядючи, замолчали разом.

– Хотите посмотреть? Идите все сюда! – неловко начал Иноземцев. Но сарты лишь продолжали глядеть на странного доктора, который вздумал обращаться к ним с улыбкой и каким-то несвойственным докторам выражением воодушевления на лице. И настороженность в их взглядах все возрастала. Принес какую-то неведомую машину. Что задумал? – сам шайтан не знает. Этим табибам русским только доверься, то укол сделают, то клизму поставят, то хинином накормят.

Понял Иноземцев, что придется прибегнуть к своей тетрадке. Открыл ее и начал читать едва ли не по слогам:

– Хоҳ-лай-сан-ми қа-ра-моқ? Бо-ринг-лар ҳам-маси бу ёқ-қа! – и замахал рукой. – Смотрите! Қара!

Холерные заулыбались, зашевелились – а-а, только посмотреть надобно, тогда ладно, тогда пусть. Один поднялся – самый смелый. Крадучись стал подбираться к Иноземцеву, нет-нет к товарищам своим оборачиваясь и беспрестанно продолжая улыбаться.

– Да не бойся! – Иноземцев, осмелев, еще больше замахал рукой, приглашая поглядеть в глазок микроскопа. Но спохватился и вновь зашелестел страницами; все еще местное наречие для него тарабарщиной звучало, никак привыкнуть не мог к набору таких труднопроизносимых слогов.

– Қўрқ-ма, – прочел он.

Смельчак подошел, склонился к микроскопу, поглядел, подражая доктору, выпрямился, но продолжал улыбаться, сияя аки медный таз, так, видимо, ничего не высмотрев. Иноземцев поджал губы – как бы объяснить? Стал один глаз прищуривать, у другого изображать подзорную трубу.

– Вот так надо смотреть – только одним глазом. Бир… битта кўз. Фақат битта кўз.

Сарт закивал головой, послушно склонился к прибору, глаз, как полагается, прищурил, потом отшатнулся, вернулся, стал в глазок пальцем тыкать, озадаченно заглянул справа, заглянул слева, прищурил один глаз, в глазок уставился, и вдруг как отскочит с нечеловеческим криком.

– Шайтан, шайтан, шайтан!

Так он вопил, что на крик сбежалась вся амбулатория: Шварц с Ленковым, а следом доктор Шифрон и даже сторож с ружьем наперевес. Увидели, что Иван Несторович микроскоп принес в палату и пытается сартов микробиологии обучать, покатились со смеху.

– Ну, вы и чудак, Иван Несторович! – хохотал Александр Львович.

– Я на его месте и вовсе перестал бы вам доверять, – проронил доктор Шифрон сквозь слезы смеха. – И лечиться бы к вам не ходил. Разве ж можно такое им показывать? Они ведь все равно, что дети малые.

Иноземцев смешался.

– Нет! Я не дообъяснял… – пробормотал он. – Они все поймут! Сейчас я хлорную известь на вибрио холераэ капну, пусть увидят, как этот белый порошок побеждает болезнь.

Худо-бедно целый час Иноземцев пытался, то и дело ковыряя свою тетрадь, рассказывать сартам про холеру, потом не заметил, как сошел на русский, потом с обычного языка на научный, а следом и вовсе принялся сам с собой разговаривать, даже сам с собой спорить. Все это время сарты с удивлением его слушали, без единого звука, дружно следя глазами, как тот из угла в угол ходит. И когда он уже собирался уйти, туземец, что в микроскоп глядел, покачал головой и с важностью изрек:

– Жуда кичкина, жуда қўрқинчли[21].

А ночью потом работать было легче. Гнал Иван Несторович страхи, думы тяжелые высокими ожиданиями. Представлял, как наконец туземцы образумятся, быть может, заинтересует их микроскоп, захотят другие штаммы и грибки поглядеть, а там, глядишь, и профессорами микробиологии станут.

Шестую ночь выдержал, а седьмая последней оказалась.

Обработав четыре холмика, собрал инструменты, пустые мешки и торопливо направился к дороге, где тележку оставлял с хлором, и видит – две тени подхватили докторову поклажу, по мешку на себя взвалили и уже готовы были бежать.

Иван Несторович точно по голове тяжелый удар ощутил, до того перепугался, даже помыслить не успел, что это не Энцо, не Ульяна, а обыкновенные ночные бродяги, на которых ему было суждено наткнуться, в конце концов. Видно, позарились на пузатые тюки, совершенно не подозревая, что в них не добро какое-нибудь, а хлорная известь.

Доктор бросился вдогонку, повалил одного в пыль, другой успел убежать. С первым завязалась нешуточная драка, воришка никак не хотел выпускать из цепких рук мешка, был силен и изворотлив. А через маску-респиратор Иноземцев не смог до него докричаться, хотя грозился изо всех сил. Наконец вспомнил про «смит-энд-вессон» и, как очумелый, стал палить в воздух. Взведет курок и дулом в воздух, взведет и целится вверх. Оборванец бросился наутек. Иноземцев – тоже: швырнул отнятый у негодяя мешок на тележку и понесся в противоположную сторону к амбулатории. О дальнейшей работе на сегодняшнюю ночь можно было забыть – шум выстрелов поднимет на ноги весь город. Успели бы Шифрон с Ленковым воротиться назад.