– Подтверждающие рассказ Болеса, с одной стороны, – резким тоном ответил судья Кадвелл.
– Это примерно то же, что и история о человеке, который утверждал, что застрелил оленя с трехсот ярдов и олень упал у определенного дуба, а если вы ему не верите, то он покажет вам дуб, потому что дуб все еще стоит на месте и подтвердит его рассказ, – заметил Мейсон.
– Вы сомневаетесь в показаниях мистера Болеса?
– Очень сильно.
– Но вы не можете оспаривать тот факт, что эти доказательства – одни из самых важных. Подобные улики должны находиться в руках полиции и…
– Это доказательства чего, ваша честь? – повторил Мейсон.
– Вот водительское удостоверение Джексона Эгана.
– Да, ваша честь.
– Вы хотите сказать, что оно не имеет значения?
– Я не вижу, какое значение оно может иметь.
– Оно может служить для идентификации. Полиция предпринимала попытки опознать тело. К настоящему моменту сделано только предполагаемое опознание. С абсолютной точностью не было идентифицировано, что перед нами труп Джексона Эгана.
– Но Джексон Эган мертв, – возразил Мейсон. – Он умер два года назад, задолго до того, как рассматриваемое нами дело вообще случилось.
– А откуда вы знаете, что он умер? – спросил судья Кадвелл. – Вот контракт, который, очевидно, подписывал погибший, на аренду автомашины. Вы все равно продолжаете утверждать, что это не важно, мистер Мейсон?
– Не важно, сэр.
– Вы, конечно, понимаете, что это доказательства?
– Да, ваша честь.
– Вы служите правосудию, вы – адвокат. И ваш долг как адвоката – передавать любое доказательство, любой физический предмет, который имеет отношение к делу и оказывается в вашем владении, полиции или другим представителям власти. Преднамеренно скрывать или утаивать какие-либо доказательства подобного рода является не только правонарушением, но и невыполнением ваших обязанностей как адвоката.
Мейсон прямо встретился взглядом с судьей.
– Я отвечу на это обвинение, ваша честь, когда оно будет должным образом предъявлено, в должное время и в должном месте.
Судья Кадвелл побагровел:
– Вы намекаете, что я не имею права поднимать этот вопрос?
– Я заявляю, что отвечу на это обвинение в должное время и в должном месте.
– Я не знаю, является ли это неуважением к суду, – заметил судья Кадвелл, – но это определенно невыполнение вашего профессионального долга.
– Это ваше мнение, ваша честь, – возразил Мейсон. – Если вы намерены предъявить мне обвинение за неуважение к суду и заключить меня под стражу, я добьюсь получения Хабэас Корпус и отвечу на обвинение в неуважении к суду. Если вы хотите привлечь меня к судебной ответственности за служебное преступление, я отвечу на это обвинение в должное время и в должном месте. А пока, если я могу обратить внимание суда на этот вопрос, слушается дело по обвинению другого человека, и любые намеки со стороны суда, что адвокат обвиняемого виновен в каком-либо нарушении этики, могут настроить присяжных против обвиняемого. Обязанностью суда является воздержаться от выражения мнения в отношении действий адвокатов.
Судья Кадвелл вдохнул воздух:
– Мистер Мейсон, я намерен приложить все усилия, чтобы права обвиняемого не были никоим образом ущемлены из-за поведения его адвоката. Однако я считаю, что вы потеряли право на уважение суда. Совершенно очевидно, что вы как адвокат предприняли попытку скрыть доказательства. Что касается свидетеля Болеса, я предполагаю, что он постарался искупить свою вину, обратившись к представителям власти и рассказав, что произошло на самом деле. Но вы не сделали ничего подобного.
– Я не сделал ничего, кроме защиты прав своего клиента, и я намерен защищать их в меру своих возможностей, – заявил Мейсон.
– Да, у вас совершенно другие представления о профессиональных обязанностях адвоката, нежели у меня, – резким тоном сказал судья Кадвелл. – Это все. Я обдумаю этот вопрос во время обеденного перерыва. Возможно, я решу предпринять какие-то действия, когда слушание возобновится.
Мейсон, Делла Стрит, Марилин Кейт и Пол Дрейк сидели в кабинке в небольшом ресторанчике, где обычно обедал Мейсон, когда в суде слушалось дело.
– Итак, Перри, в каком мы оказываемся положении? – спросил Пол Дрейк.
– В опасном. Это лжесвидетельство, причем самое умное и смелое из тех, что мне приходилось слышать, – признался Мейсон.
– Он умен, – подтвердила Марилин Кейт, – чрезвычайно умен и могуществен.
Мейсон кивнул:
– У него юридическое образование. Несомненно, что он знает все уловки, используемые при ведении перекрестного допроса. Подготовлен не хуже меня. Его слово против моего, а он так представил свою версию, что она имеет фактическое подтверждение.
– Но он не сообщил в полицию об имеющихся доказательствах, – заметил Дрейк.
– Ну и что? – возразил Мейсон. – Он это признает. Окружной прокурор не станет принимать по отношению к нему никаких мер. Он просто скажет, что Болесу следовало представить эти доказательства в окружную прокуратуру или в полицию и чтобы он больше такого не делал. Вот и все. Обвиняемый оказывается в отвратительном положении. Рассказ хитрый. Он вызвал у присяжных определенную долю симпатии к Теду Балфуру. Если Тед займет место дачи свидетельских показаний и представит примерно такую же версию, скажет, что полагался на совет более опытного, старшего по возрасту человека, некоторые из присяжных будут голосовать за оправдание. В конце концов они придут к какому-то компромиссному решению.
