Дело о пеликанах - [28]

Льюис спокойно сказал:

— Мы проведем тщательную проверку по вашим фамилиям, господин Президент, и это будет сделано в строжайшем секрете. Однако вы знаете, что мы не можем контролировать каждого, с кем ведем разговор.

— Да, мистер Льюис, я это знаю. Но я хочу исключительной осторожности. Эти люди молоды и будут кроить и перекраивать Конституцию еще долго после того, как я умру. Они стойкие консерваторы, и пресса съест их заживо. У них не должно быть тайн, тщательно скрываемых от посторонних. Ни наркотиков, ни незаконных детей, ни действий радикально настроенных студентов, ни разводов. Понимаете? Никаких сюрпризов.

— Да, господин Президент. Но мы не можем гарантировать полной секретности в нашем расследовании.

— Просто пытайтесь, хорошо?

— Да, сэр.

Льюис протянул докладную записку Эрику Исту.

— Это все? — спросил Войлс.

Президент посмотрел на Коула, который стоял у окна, ни на кого не обращая внимания.

— Да, Дентон, это все. Мне бы хотелось, чтобы проверка по этим именам была проведена в течение десяти дней. Я хочу быстрого продвижения в этом вопросе.

Войлс встал.

— Вы получите докладную через десять дней.

* * *

Каллахан находился в раздражении, когда постучал в дверь квартиры Дарби. Он был в смятении, и многое приходило ему в голову, многое, что он хотел бы высказать. Но он знал: нежели объявлять войну, а этого он хотел бы меньше всего, лучше выпустить немного пара. Она избегала его четыре дня, потому что играла в детектива и забаррикадировалась в библиотеке юридической школы. Она пропускала занятия, отказывалась отвечать на его звонки и вообще пренебрегала им в решающий момент. Но он знал, что, когда она откроет дверь, он будет улыбаться и забудет о том, что его игнорировали.

Он держал в руках литровую бутылку вина и настоящую пиццу от мамы Розы. Было начало одиннадцатого, субботний вечер. Он снова постучал и посмотрел на выстроившиеся вдоль улицы аккуратные двухквартирные домики и бунгало. Звякнула цепочка, и он тотчас улыбнулся. Раздражение сразу же испарилось.

— Кто там? — спросила она, не снимая цепочку.

— Томас Каллахан, припоминаешь? Я стою у твоей двери и умоляю впустить меня, чтобы мы могли поиграть и снова стать друзьями.

Дверь отворилась, и Каллахан вошел. Она взяла вино и одарила легким поцелуем в. щеку.

— Мы еще дружим? — спросил он.

— Да, Томас. Я была занята.

Он прошел за ней на кухню через небольшую комнату, где царил некоторый беспорядок. На столе стоял компьютер, рядом большая стопка толстых книг.

— Я звонил. Почему ты не перезвонила?

— Меня не было, — сказала она, выдвигая ящик стола и доставая штопор.

— У тебя автоответчик. Я разговаривал с ним.

— Ты пытаешься объявить мне войну, Томас?

Он посмотрел на ее босые ноги.

— Нет! Клянусь, я не сошел с ума. Я обещаю. Пожалуйста, прости меня, если я кажусь выведенным из равновесия.

— Прекрати.

— Когда мы ляжем в постель?

— Ты хочешь спать?

— Совсем нет. Пошли, Дарби, прошло три ночи.

— Пять. Какая пицца! — Она открыла бутылку и наполнила два бокала.

Каллахан наблюдал за каждым ее движением.

— О, это одна из тех субботних ночей, когда все выбрасываешь из головы к черту. Только клешни креветок, яйца, головы речных раков. И дешевое вино. Я не совсем при деньгах и завтра уезжаю, так что должен следить за своими тратами. А поскольку уезжаю, то подумал, а не зайти ли к тебе и не остаться ли на ночь, чтобы меня не соблазнила какая-нибудь заразная женщина в округе Колумбия. Что ты думаешь об этом?

Дарби открывала коробку с пиццей.

— Похоже на сосиски и перец.

— Я могу все-таки рассчитывать на то, чтобы лечь с тобой в постель?

— Может быть, позже. Выпей вина и давай поболтаем. Последнее время мы не разговаривали.

— Этого не скажешь обо мне. Я говорил с твоей машиной всю неделю.

Он взял бокал с вином и бутылку и пошел за ней в комнату. Она включила стереоприемник, и они непринужденно растянулись на диване.

— Давай напьемся, — сказал он.

— Ты так романтичен.

— У меня есть романс для тебя.

— Ты пил всю неделю?

— Нет, не всю. Восемьдесят процентов недели. Это твоя вина, ты избегала меня.

— Что с тобой, Томас?

— Меня бросает в дрожь. Я взвинчен, и мне нужен партнер, чтобы сбить напряжение. Что ты на это скажешь?

— Давай напьемся наполовину. — Она взяла свой бокал с вином и стала пить маленькими глотками. Потом закинула ноги ему на колени.

Он задержал дыхание, как если бы его пронзила боль.

— Когда твой самолет? — спросила она.

Теперь он едва сдерживался.

— В час тридцать. Без остановки в Национальном. Я рассчитываю зарегистрироваться в пять, а в восемь обед. После этого я могу оказаться на улице в поисках любви.

Она улыбалась:

— Ладно, ладно. Через минуту мы займемся этим. Но сначала давай поговорим.

Каллахан вздохнул с облегчением.

— Я могу говорить только десять минут, потом все, крах.

— Какие планы на понедельник?

— Как обычно, восемь часов ничего не значащих дебатов о будущем Пятой поправки, затем комиссия отберет предложенный на конференцию доклад, который никто не одобрит. Еще больше дебатов во вторник, другой доклад, возможно, ссора, и не одна, потом мы объявим перерыв, ничего толком не завершив, и отправимся домой. Я буду поздно вечером во вторник и хотел бы назначить свидание в каком-нибудь хорошем ресторане, после чего мы вернемся ко мне для интеллектуальной беседы и животного секса. Где пицца?