Дело о любопытном ежике - [19]

И вдруг внизу завизжала, на все лады тревожно завыла чья-то машина. Валера вскочил.

— Уж не моя ли? Я ее на улице оставил, а воров в поселке развелось…

Разведя руками, он бросился к окну и со словами: «Так и есть, моя», — ринулся вниз.

А Маргарита Павловна накрыла в мансарде стол, и не успели они за него усесться, как пожаловал новый гость. Петр Иванович освободился от своей работы в ларьке и тоже захотел посидеть у самовара. Ромка и ему продемонстрировал кусок бивня древнего животного и еще раз рассказал историю про то, как он искал ежа, гонялся за чужим попугаем и провалился под землю. В новом рассказе подземелье стало глубже, а сидение в ней обросло леденящими душу подробностями. И крысы там бегали, и привидение на миг мелькнуло, и звуки откуда-то неслись замогильные. Но о позеленевшем бауле Ромка не проговорился ни разу.

Лешка слушала брата невнимательно. Она смотрела вдаль, за лес, где медленно таяла розовая полоска заката. Вот и еще один день прошел, думала она. Говорят, что жизнь полосатая, хорошее всегда перемежается с плохим. Как же это верно! Аечку увезли, зато они в Медовку приехали. Потом, когда ежик исчез, снова стало грустно, а когда Ромка пропал, то вообще жутко и страшно. А теперь снова все замечательно, то есть вновь наступила светлая полоса. Ромка жует свои пирожки, и Артем рядом, и Венечка, и все-все самые лучшие друзья. Хорошо сидеть в уюте и никуда не спешить. И ежик, может быть, к ним еще вернется.

Глава VIII ПОЖАР

А Ромка закончил свой рассказ и, допив третью чашку ароматного чаю с очередным пирожком — и когда только Маргарита Павловна успевает их печь? — шумно потянул носом. Воздух за окном из свежего неожиданно превратился в неприятный.

— Что-то горит, — произнес Ромка.

Лешка тоже почувствовала запах гари. Примерно так пахло когда-то в городе, когда в Подмосковье горели торфяники. Она переместилась к другому окну и воскликнула:

— Ой, смотрите, пожар!

Петр Иванович приподнял свое грузное тело.

— А не на Сосновой ли это горит?

— Где? На Сосновой? Это же там, где мой… мой ход! — крикнул Ромка и ринулся к выходу. Артем с Венечкой тоже выскочили из-за стола.

— Извините, — только и сказала всем Лешка и понеслась следом за мальчишками.

Зрелище пожара привлекло к себе по меньшей мере четверть населения поселка. Еще издали ребята увидели большую толпу, красную пожарную машину, суетившихся возле нее пожарников. Они уже складывали свои принадлежности и готовились к отъезду.

Лешке сначала показалось, что горит тот самый дом, возле которого находится Ромкино подземелье, но огнем был объят и не дом даже, а старый деревянный сарай, принадлежащий-той вредной тетке, которая помешала им забрать баул. Угол ее дома тоже чуть было не занялся огнем, но пожарники не дали ему разгореться, а крыша сарая обрушилась еще до их приезда. Об этом ребятам рассказала словоохотливая бабка, для которой зрелище пожара стало непредвиденным развлечением. А самым интересным было то, что руководил тушением пожара Федор Игнатович, к дому которого подходил подземный ход. Как раз сейчас он отдавал последние распоряжения своим подчиненным.

— Он кто? — спросила Лешка у бабки.

— Пожарник наш главный, — ответила та. Поскольку больше ничего не горело, то и интерес

у собравшихся к происходящему исчез, а потому все разошлись по своим домам. Остались лишь сочувствующие Александре Прокофьевне соседи. Они называли ее тетей Шурой и наперебой жалели, а она громко стенала, призывая всех разделить ее горе. Хоть дом и не сгорел, но требовал ремонта, а сарай так и вовсе надо было отстраивать заново. Александра Прокофьевна жила на одну пенсию, и такое ей было не под силу.

Ромка же счел, что тетка Шура должна не плакать, а радоваться.

— Повезло ей с соседом-пожарником. Не успел сарай загореться, как он тут как тут. Подумаешь, сарай, главное, дом не сгорел и сама жива. И нам это на руку. Никто не увидит, как мы свои сокровища прихватим, всем сейчас не до нас.

Однако, прежде чем перелезть через забор, Ромка внимательно огляделся. Убедившись, что никто за ним не следит, он метнулся к кустам крапивы и, пока Лешка отвязывала от яблони веревку Маргариты Павловны, брат с огромным трудом перекинул свой баул за ограждение.

— Тяжелый какой! — взявшись за ручку, воскликнул Венечка.

— А ты как думал? Тут же самородки, — хриплым от волнения голосом произнес Ромка и еще раз всех предупредил: — Никому чтоб! Им только скажи. Петр Иванович первым привяжется, ему в голову тут же всякие страсти типа взрывчатки взбредут. Нет уж, сначала я сам все рассмотрю как следует.

Лешка схватила брата за руку и оттащила его от огромной сумки.

— Ой, а вдруг там и вправду какой-нибудь пластид?

— Не мели чепухи! Сколько раз мы его швыряли, давно бы взорвался. Нет, это самый что ни на есть настоящий клад. — И Ромка, закряхтев и беспрестанно вытирая льющийся с лица пот — одет-то он был не по-летнему, — потащил баул к дому. Сжалившись над ним, Артем нашел толстую палку, просунул ее под ручку, и они понесли сумку вдвоем.

На улице было сравнительно темно, во многих домах погасли окна, луну накрыло небольшое облачко, и путь им освещали лишь редкие фонари и далекие огромные звезды.