Дело о купании в заливе - [2]

— Ленка?! — изумилась я. — Ты зачем тут?

— Диссертацию заканчиваю, — захихикала она. — «Стилистические особенности публицистики Короленко». Через месяц защита.

— Ну, ты даешь! — произнесла я. Ленка скромно потупилась.

Из библиотеки мы вышли вместе. Праздник мороженого еще продолжался, поэтому мы с трудом пробились сквозь толпу на площади, пересекли Катькин сад и вышли на Невский.

— У тебя как со временем? — поинтересовалась она. — Может, посидим где-нибудь.

Со временем у меня было плохо. Следовало зайти в агентство и доложить Обнорскому о результатах моих библиотечных изысканий. Но идти туда не хотелось, в конце концов, не каждый день встречаешь сокурсницу, почти подругу, с которой не виделись целых пять лет.

Сидеть в помещении в такую жару было немыслимо, поэтому, купив по банке ледяного пива, мы направились по Садовой в сторону Михайловского сада. По дороге Ленка щебетала о своем муже, хвалилась сыном, «которому всего пять, а он такой умница», и с негодованием рассказывала о том, как трудно по нынешним временам отыскать хорошего оппонента для ее диссертации.

В саду нам удалось отыскать никем не занятую скамейку в тени, и моя подруга приступила к расспросам.

— Ты-то как? — спросила она. — Замуж не вышла?

Услышав мой отрицательный ответ, она посмотрела на меня сочувственным взглядом и продолжала:

— Что у вас там, в «Золотой пуле», мужиков нормальных нет, или ты все по Обнорскому страдаешь?

Как всякая замужняя женщина Ленка мечтала о семейном счастье для своих незамужних подруг. Я отвечала достаточно резко и даже зло.

— Во-первых, я никогда не страдала по Обнорскому, и тебе прекрасно известно, почему я напросилась к нему в агентство, а во-вторых, в отличие от тебя — и ты тоже об этом знаешь — особым успехом у мужчин я никогда не пользовалась. Или ты предлагаешь мне, как в «Самой обаятельной», печь для них пироги «Маэстро»?

— А что, есть для кого? — поинтересовалась она.

— Всегда кто-то есть, — изрекла я.

Рассказывать ей о своем неудачном романе со Скрипкой я не собиралась, но, глядя на мое расстроенное лицо, она сама поняла, что сыпать соль на раны больше не следует, и принялась вспоминать о своей недавней встрече с Женей Бахтенко, который также учился с нами на одном курсе.

— Между прочим, он расспрашивал меня о тебе, — сказала Ленка, очевидно желая утешить меня.

«Не забыл, значит, — подумала я. — Это приятно».

Бахтенко был большой и очень смешной мальчик, самый тихий в нашей университетской тусовке. Я знала, что нравлюсь ему, и была не прочь пококетничать с ним. Но умный мальчик Женя мыслил только идеальными категориями, кокетства он не признавал. На практике в Бокситогорске мы заблудились с ним в лесу и уже ночью выбрались на окраину какой-то деревни. Спасаясь от холода, залезли в баню. Там было тепло и пахло березовыми вениками, видно, топили ее этим вечером. Голодные, мы улеглись на широкий теплый еще полок, и я приготовилась быть неприступной, но Женя взял меня за руку и уснул. Это было так неожиданно и так трогательно — Тристан и Изольда в деревенской бане. Очень смешной мальчик.

— А где он сейчас? — спросила я.

— Женька теперь большой человек — работает в Бюро Региональных Расследований, скоро будет таким же знаменитым, как твой Обнорский.

— Обнорский не мой, — машинально поправила я. — А он знает, что я работаю в «Золотой пуле»?

— Он читал твои материалы в вашей газете.

— И что сказал?

— Сказал, что раньше ты писала лучше.

— Вот свинья! — лениво усмехнулась я. — У тебя нет его телефона, может, как-нибудь позвоню, отругаю?

Ленка порылась в сумке и со словами: «Знай наших!» — выдала мне визитную карточку Евгения Юрьевича Бахтенко. Я повертела ее в руках и сочла полиграфическое исполнение чересчур претенциозным — голограмма была здесь явно лишней. Мы еще посидели, допивая теплое пиво, потом Ленка заторопилась, ей нужно было успеть за сыном в детский сад.

По дороге домой я подумала, что она в чем-то права и быть замужем, наверное, совсем неплохо. Особенно если тебе скоро стукнет тридцать лет. Моя школьная подруга, учительница математики, изображает этот возраст формулой (30 минус N), где N стремится к нулю. «Грустно, — подумала я, — обводя взглядом мужчин, сидящих передо мной в метро, и зачем-то снова вспомнила о Скрипке».

* * *

Дома была одна Сашка, которая на мой вопрос: «Кто-нибудь звонил?» — ехидно буркнула: «Все телефоны оборвали». На ее языке это означало, что звонков не было. «Наверное, как обычно весь вечер на телефоне висишь», — накричала на нее я. «Кто хочет, тот всегда дозванивается», — отвечала она.

Моя сестра любила выражаться цитатами из кинофильмов. Иногда она употребляла их действительно к месту, вот как сегодня. Значит, Скрипка опять не позвонил. «Ну и фиг с ним», — подумала я, доставая из сумки сигареты. Под целлофановой оберткой пачки «LM» лежала визитная карточка Бахтенко, и, чтобы отвлечься, я решила позвонить ему. Трубку снял сам Женька, его бас совсем не изменился.

— Добрый вечер, Евгений Юрьевич, — проворковала я елейным голоском.

— Слушаю вас, — официально отозвался он.

— Зазнался, Бахтенко, визитку с голограммой завел, позволяешь себе неодобрительным образом отзываться о творчестве бывших сокурсников.