Дело о хромой канарейке - [43]

– Обещаю торжественно и окончательно. Я не возьмусь за обычное дело. Конечно, если вдруг подвернется какая-то совершенно непонятная загадка… Ведь ты же не захочешь, чтобы я путешествовал, все время ломая себе голову над тем, что осталось неразрешенным.

– Почему?

– Мне поездка не доставила бы никакого удовольствия.

– Это только так кажется. Стоит только подняться на палубу, как новые интересы вас целиком захватят, и вы…

Она не договорила, так как зазвонил телефон. Зажав трубку рукой, Делла прошептала Мейсону:

– Фредерик Карпентер, управляющий банком «Секонд Фиделити».

Подмигнув, Мейсон сказал:

– Это неплохо. Алло, Мейсон слушает.

– Добрый день, мистер Мейсон. Говорит Фредерик Карпентер из банка «Секонд Фиделити». Помните, вы со мной разговаривали по поводу текущего счета Вальтера Прескотта?

– Прекрасно помню, – ответил Мейсон и подмигнул Делле.

– Я тогда посчитал, что следует подождать, пока ваша клиентка не получит легального права. Однако, обсудив этот вопрос с нашими юридическими советниками, мы решили, что все-таки будет более разумно объединить наши усилия и не вынуждать вас принимать меры по изъятию капитала, который…

Мейсон прервал неторопливый говорок банкира:

– Оставьте свои объяснения для других. Меня интересует общая величина его накоплений и капиталовложений!

Карпентер откашлялся:

– Шестьдесят девять тысяч семьсот шестьдесят пять долларов и тридцать центов.

– Не могли бы вы мне рассказать, каким именно образом вносились деньги?

– Чаще всего наличными суммами от пяти до пятнадцати тысяч единовременно.

– Они сдавались лично Вальтером Прескоттом?

– Насколько мне удалось выяснить, да.

– Благодарю, – сказал Мейсон.

– И если вам в дальнейшем понадобится наша помощь, мистер Мейсон, обращайтесь прямо ко мне.

– О'кей, – сказал Мейсон, опуская трубку на рычаг. – Сильно сомневаюсь, что мы завтра сможем уехать, Делла.

– Почему, шеф?

– Появилось еще одно усложняющее обстоятельство, которое мы упустили из виду и которое должны ликвидировать до того, как расстанемся с Лос-Анджелесом.

– Почему так необходимо это ликвидировать?

– Потому что любая криминальная проблема, которая не отвечает на все вопросы, не может являться ее решением. Теперь я понял свою ошибку: я обращал слишком много внимания на тех людей, которых подозревает прокуратура, совершенно забыв о жертве. А между тем, Делла, в конечном итоге успех решения любой криминальной загадки заключается в восстановлении всех деталей жизни жертвы. Вернее сказать, образа ее жизни. Здесь мы находим мотивировку, ну а мотивировка – разгадка всякого убийства.

Вообще-то у любого человека есть враги. Иногда это просто недруги или соперники по бизнесу. Чаще – личные враги. Люди, которые делают печальную физиономию и вздыхают, когда им говорят, что с человеком стряслась беда, в душе при этом ликуют. Для них величайшее наслаждение – сама подготовка убийства. У подобного человека, как правило, накапливается годами патологическая жестокость, безрассудная решимость при полном отсутствии фантазии.

– Отсутствие фантазии?

– Не знаю уж почему, но так всегда бывает. Мне кажется, что люди, наделенные воображением, могут себе ясно представить страдания других и потому им сочувствуют. В то время как человек, лишенный воображения, не в состоянии представить себя на месте других. Такие люди рассматривают жизнь только со своей собственной колокольни. Убийцы, как правило, хитры, но не оригинальны. Эгоистичны и упрямы в достижении поставленной перед ними задачи. Ты ведь понимаешь, что я говорю о спонтанных убийствах, совершенных под наплывом сильных эмоций.

– Почему вы не допускаете, что и данное убийство относится к этому типу?

– Я не могу этого допустить, потому что тогда мне пришлось бы признать, что на курок нажала Рита Свейн. Другое дело, насколько оправдан был такой поступок.

– Будете ли вы ее защищать, если она действительно виновна?

– Все зависит от того, что ты понимаешь под словом «виновна». Я квалифицирую преступления не всегда так же, как окружной прокурор. Для меня моральная провокация…

– Шеф, – перебила его Делла, – может, вы лучше все-таки займетесь упаковкой своего чемодана?

– Не сейчас. Мне нужно обдумать все заново. Давай-ка вместе внимательно подумаем о личности убитого Прескотта. Кто такой этот Вальтер Прескотт? Сразу можно сказать, что это был нелюдимый эгоист, жестокий и беспринципный. К тому же весьма хладнокровный. То есть человек такого склада, который сам способен пойти на убийство.

– Но убийство-то совершил не он, а как раз наоборот.

– Это как раз и есть самая непонятная часть всей истории, Делла. По всем параметрам он должен был быть преступником, а не жертвой. Конечно, это звучит нелепо. И даже парадоксально, но убитый человек является не жертвой, а убийцей. Если мы подойдем к делу с таких позиций, то тем самым шагнем гораздо дальше позиции самой полиции: они никогда не додумаются до подобных дедуктивных рассуждений.

– Да, – улыбнулась девушка, – до такого парадокса, разумеется, больше никто не додумается.

– Итак, предположим, Вальтер Прескотт – убийца. Джексон Браун, он же Карл Паккард, видел в окне дома Прескотта нечто, не относящееся к гибели Вальтера Прескотта, но имеющее непосредственное отношение к убийству, совершенному самим Вальтером Прескоттом.