Дело о двух ухажерах - [12]

Излагая обстоятельства нашей встречи с Тимуром Глебу, я особенно напирала на тот факт, что Тимурыч дважды (!) проигнорировал меня. «Кажется, ему не до большого и чистого», — прокомментировал присутствовавший при сем Шах.

Далее события развивались стремительно. Меня заставили выйти на площадь в булочную, чтобы проверить — функционирует ли стриженый, а когда я вернулась, обнаружив, что стриженый все еще ходит за мной, в кабинете расследователей уже были Соболин и Повзло.

— Кажется, у твоего ухажера большие неприятности, — сказал Повзло.

— Что случилось? — Сердце мое екнуло, поскольку первая мысль была об Аркаше.

— Да вот Соболин принес в клювике жирного червячка. Собирайся, Завгородняя, поедешь с ним к Пал Палычу. Он с тобой поговорит.

Павел Павлович Соловьев, начальник Управления собственной безопасности ГУВД, ждал в своем кабинете, нас пропустили к нему незамедлительно. Он, против моих ожиданий в связи с его должностью, оказался милым, обходительным седоволосым человеком, с тихим приятным голосом и маленькими, но крепкими ладонями. Он выслушал меня, потом Соболина с его версией и сказал задумчиво:

— Доказательств, конечно, не хватает. Насколько я понимаю, сработано действительно чисто. Но при необходимости можно будет попробовать проработать это направление. Хотя, думаю, Иратову хватит и того, что на него сейчас есть.

— А что есть? — жадно поинтересовался Соболин.

— Должностные злоупотребления, взяточничество в крупных размерах. Могут возникнуть и другие варианты. По его непосредственному указанию из вещественных доказательств по делу Бегемота был изъят пистолет ТТ с отпечатками пальцев. Пропадали изъятые наркотики, И таких эпизодов уже несколько. Доказательства по крошкам собираем, — он, подлец, осторожный, как крыса. Только, Володя, до моего распоряжения — ни строчки.

— Понял, Пал Палыч, — печально откликнулся Соболин, Я-то знаю, что у него уже руки чешутся. Только нельзя.

— А вам, Светлана, я бы порекомендовал вести себя спокойно, коллеги вас, я вижу, поддерживают. Ничего не бойтесь, ведите себя естественно. Вашим провожатым мы займемся сами… В случае необходимости мы можем рассчитывать на ваши показания? — неожиданно спросил Пал Палыч быстро и четко. Он пристально смотрел на меня.

— Да, конечно, — немного растерялась я.

— Вот и хорошо. Но это может и не понадобиться. Работайте, пишите. Успехов. — Он пожал нам руки, и мы вышли из кабинета.

— Дальше — дело техники, — убежденно сказал Соболин, когда мы ехали в агентство.

— Да-а… — только и сказала я. Вообще-то это хорошо, что он взяточник и мерзавец, другое дело, что даже у УСБ может не хватить доказательств для завершения дела. И тогда он выйдет сухим из воды. Тогда меня ожидает продолжение «романа», новые преследования озлобленного от следствия, наглого от своей безнаказанности Иратова. Нет. Уеду. Брошу агентство. Ничем хорошим эта история кончиться не могла.

— 

— Котик, как ты себя чувствуешь?

— Нормально. — С дикцией у любимого было не важно.

— Хочешь, я приеду за тобой поухаживать? Привезу тебе креветок и сделаю салатик? — От салатика с креветками Аркаша не отказывался никогда.

— Нет, зайка, не надо. Я тут полежу один.

— Котик, давай возьмем билеты на следующую неделю. Я так устала от всего этого кошмара… Я хочу на море.

— Давай поговорим об этом потом, Светик.

— Ты на меня действительно не сердишься? — спросила я, стыдливо понимая всю нелепость этого вопроса. В трубке некоторое время слышалось только шипение эфира.

— Нет, милая, не сержусь. Давай поговорим потом. Я тут снотворное принял, засыпаю совсем. Я тебе позвоню. Целую, зайчишка, пока.

Потом я с минуту слушала гудки отбоя, вытирая слезы. Аркаша, который боготворил меня, который носил на руках, готов был мчаться за мной на край света и осыпать подарками, — теперь лежал один, избитый моими коллегами, и не хотел меня видеть. Зря я не рассказала Спозараннику об Аркаше, ничего бы не было. Взяли бы стриженого. И мы уехали бы, уехали, уехали.

Едва я нажала на «отбой», как телефон зазвонил. Шмыгнув носом, я отняла палец от рычажка и сказала: «Але?»

— Светочка? А это Иратов беспокоит. — Я вздрогнула. — Жаль, Светочка, — продолжал Тимурыч голосом вкрадчивым и ироничным одновременно, — что мы так и не встретились, не посидели попросту, по-дружески. Но, знаете ли: «Служба дни и ночи». Отбываю к новому месту назначения, так что увидимся мы теперь не скоро. Мне вас будет о-очень не хватать.

— Мне тоже. — прошептала я в трубку. Неужели

его взяли? Все-таки хватило доказательств? А откуда

же он звонит?

— Целую ручки, Светочка. Берегите себя. Маме кланяйтесь.

— До свидания, Тимур Тимурович.

— До свидания, Светочка.

Щиток оказался вскрыт, зверья на проводах не: было. Стриженый исчез. Только кучка окурков в песочнице говорила о том, что он был здесь. Я шла по улице счастливая, в распахнутом пальто, которое разлеталось и трепетало за мной, как плащ Ники. Совсем уже весеннее солнце грело лицо; черный снег, застывший гребнями волн вдоль дороги, на глазах превращался в веселые лужи. В лужах плавало солнце. Я снова после двух недель кошмарного напряжения замечала, как мужчины смотрят на меня, оборачиваются вслед. Я шла как по подиуму. Я была свободна!