Дело о дневнике загорающей - [22]

– Какого парня?

– Из полиции. Хотя, может быть, и из ФБР. Точно не знаю откуда, но представлялся полицейским. Приходил снова и снова раз десять – терпеливый такой, вежливый… но настырный. И каждый раз просил вспомнить все, что произошло в тот день. Естественно, мистер Мейсон, я ему каждый раз рассказывал, что и как делал, и вот буквально несколько дней назад этот номер как будто всплыл у меня откуда-то в голове. Пятерка между двумя единицами и остальные нули.

– А не могли вы, Баллард, перепутать цифры?

– Ну уж нет! Они и сейчас у меня перед глазами.

– И это единственный номер, известный полиции?

– Насколько я знаю, так оно и есть, мистер Мейсон. Я же говорил, что меня используют в одну сторону – я им информацию даю, а они мне нет.

– Спасибо, Баллард. Как и полиция, я пытаюсь для себя разобраться в этом деле.

И снова они молча внимательно следили за дорогой.

– А что вы узнали о дочери Дюваля? – спросил Баллард как бы невзначай. – Чем она сейчас занимается?

– А я даже и не знаю, занимается ли она вообще чем-нибудь, – ответил Мейсон.

– Раньше она была очень приличной секретаршей. Не сомневаюсь – полицейские с нее глаз не спускают и проходу не дают. Пожалуйста, мистер Мейсон, у следующего светофора направо… тут еще немного проехать… теперь налево… а вот и мой дом – маленькое бунгало на самом углу. Следовало бы, конечно, продать его после смерти жены, но тогда не нашлось покупателя, а сейчас уже и жалко. Цены растут. Сдавать в аренду тоже не очень хочется, потому что для жильцов это будет собственность не своя, а значит, и рента, которую они мне заплатят, будет немногим больше того, что я заплатил бы, живя в нем сам плюс ремонт. Но, черт побери, мистер Мейсон, что-то я сегодня разговорился – тарахчу как старая мельница. Вы умеете расположить к себе, потому что с другими я бы и за полгода столько не сказал.

Мейсон остановил машину и сказал:

– Большое вам спасибо, Баллард. Вы мне много что рассказали.

Баллард открыл дверцу автомобиля со своей стороны и поставил ногу на асфальт.

– Между прочим, не хотите ли взглянуть на фотографию одного из тех бронированных фургонов? По крайней мере, у вас будет представление.

– С удовольствием, – ответил Мейсон. – У вас много фотографий?

– Не очень много, но есть. Остались со времени моей работы в банке. И весьма неплохие – это жена занималась, сама их делала, собирала в альбомы. Можно даже сказать, что она была помешана на фотографии. Зайдемте, и я покажу. Давайте проедем чуть-чуть вверх вон по той дорожке… А вот и входная дверь.

Мейсон припарковался и последовал в дом вслед за хозяином. Баллард включил свет, пододвинул гостю стул, потом достал толстый альбом с фотографиями – очень большой альбом с двойными пластиковыми страницами – и передал его Мейсону.

Мейсон с интересом принялся рассматривать альбом.

– Не знаю, поймете ли вы меня, – продолжал тем временем Баллард, – но лично я каждый вечер, придя домой, испытываю необходимость расслабиться, а для этого нет ничего лучше, чем хороший глоток виски с содовой. И покрепче. Вы не составите компанию?

– Я выпью, – Мейсон поднял голову от фотографий, – но для меня крепко не наводите – виски самую малость. Я стараюсь не пить, когда за рулем. Пусть это будет содовая с привкусом виски – назовем так.

Баллард извинился и прошел на кухню.

Оставшись один, Перри Мейсон вытащил из кармана конверт, переданный ему Полом Дрейком, извлек на свет содержимое – два новеньких банкнота – и, убедившись, что Баллард в это время на кухне наводит выпить, повернул к свету тысячедолларовую купюру. Ее номер был 000151.

Отложив в сторону альбом, он встал и быстро подошел к большому темному окну. Тяжелые портьеры были наполовину задернуты. Мейсон шагнул за портьеры и взглянул наверх – там, под потолком, над верхним краем окна крепились свертывающиеся роликовые жалюзи. Он поднял руку, оттянул жалюзи немного вниз – фута на два, не больше, положил оба банкнота под ролик с внутренней стороны, и после того, как он их уже не держал, жалюзи со щелчком скользнули обратно – вверх под потолок, там, где и были.

Не успел Мейсон снова опуститься на стул и раскрыть альбом, как Баллард, неся в руках два стакана, пинком открыл дверь с кухни.

– Я поймал вас на слове, мистер Мейсон, в вашем стакане виски только для цвета. Но себе я сделал как следует.

– Благодарю. – Мейсон взял стакан.

Баллард сел рядом.

– Ну а теперь о фотографиях. Глядя на них, я вспоминаю былые дни и старую работу. Посмотрите сюда, вторая слева на этой – моя жена. Она здесь за несколько месяцев до смерти. А вот и броневичок для перевозки денег – «Кар-45». Номер видите? А это – Билл Эмори – водитель.

– Где сейчас Билл Эмори?

– Все еще работает, по моим сведениям. Во всяком случае, работал, когда я в последний раз о нем слышал. Он был абсолютно ни при чем. Молодой еще – на этой фотографии он почти сразу после школы. Чувствуется, был незаурядным спортсменом… в баскетбол играл… с шестом прыгал… Эти сыщики из него все кишки вынули – напугали парня до смерти.

– Кстати, – перебил хозяина Мейсон, – не знакомо ли вам имя доктора Холмана Кандлера?

– Знаю такого. Он – друг Колтона Дюваля. А еще он официально значился доктором при банке и был у Дюваля личным лечащим врачом. Дело свое знает, ничего не скажешь. Это он потом составил петицию, чтобы вытащить Дюваля из тюрьмы, и послал медсестру собирать подписи банковских служащих. Я тоже поставил подпись, но сказал ей, этой медсестре, что от моей подписи будет больше вреда, чем пользы. Но она ответила, что есть список и что я в него включен, и мне просто-напросто ничего не оставалось, как подписаться. Медсестричка у Кандлера симпатичная, настоящая конфетка. И так вышло, но это пусть останется между нами, что наводку на нужную лошадь я получил именно от нее. Первоначально кто-то из пациентов хотел таким образом отблагодарить доктора, но тот совершенно не знал, что с такой подсказкой делают, – он в жизни ни на что не ставил и ни во что не играл, готов поспорить. Кандлер также лично занимался здоровьем Эдварда Б. Марлоу – президента банка. В общем, та медсестричка меня уговорила, и я подписался. Руку даю на отсечение – такая уговорит любого, кого захочет, что она и сделала с тем списком, и все согласились. Только что толку? Дюваля все равно ни за что не выпустят, пока он не расколется и не выдаст пусть не все, но хотя бы основную часть денег. Ему, конечно, можно утаить тридцать или сорок тысяч, отбрехавшись тем, что они, мол, уже истрачены, но покуда на нем висит вся эта огромная сумма – вы можете собрать подписи всех поголовно жителей штата Калифорния, включая грудных младенцев, – и его по-прежнему будут держать в тюрьме.