Дело о бюловском звере - [52]

А потом громко хлопнула дверь. Иноземцев, вздрогнув, вскочил со стула — всего лишь ворвался сквозняк в открытую форточку. Стало светло, часы показывали полдень, в коридоре привычно шумели.

Потерев глаза, вздохнув, поплелся проведать укушенного.

От хлороформа больной отошел, но тотчас же, обессиленный обильной кровопотерей, провалился в небытие, давал отчет Лукьянов. Благо показатели были не столь плохи, и ординатор обрел надежду, что руку свою обезобразил, быть может, не зря.

— К нему посетительница являлась, — шепнула тихо Татьяна.

— Кто? — встрепенулся Иноземцев.

— Не знаю, — пожала плечами сестра милосердия. — Дама в сером платье и шляпке с перьями.

— Что сказала? Кто она ему?

— Ничего не сказала. Я зашла в палату, гляжу: над нашим укушенным дама склонилась. Я смешалась, отвернулась к одному из пациентов. Пока возилась, одеяло поправляла, та ушла.

— Это она, — Иноземцев сжал спинку кровати; его покачнуло.

— Кто «она»?

— Лица не видела? Молода, стара?

Девушка опять лишь плечами пожала.

— В справочной конторе всех посетителей записывают поименно, — прошептал невпопад Иноземцев. И ни слова более не добавив, бросился к двери. Тане и Лукьянову осталось лишь в недоумении переглянуться.

Но в конторе, где и без Иноземцева было полно народу: посетители галдели, спрашивали, толкались, дежурные доктора сбивались с ног, — о ночной гостье никто ничего не слышал.

— Да и кому было бы это надобно, — огрызнулся делопроизводитель. — Бродяга, с перепоя будучи, заглянул, верно, на чужой двор, его и покусали собаки! Зверь! Прямо уж зверь, — ворчал он. — Ага, гиена или тигр из зоосада нарочно удрал по его душу.

Иноземцев поплелся обратно во флигель. А в отделение уже явился главный хирург. Как увидел грозную, деловито вышагивающую навстречу фигуру Троянова, Иноземцев понял: не миновать урагана. Нет, не урагана — лавины негодования. Сжался, голову опустил.

— Сегодня можете быть свободны, — со снисходительной холодностью проронил заведующий. — Жду вас к завтрашнему утру.

И прошагал дальше.

Иноземцев как остановился, глядя ему вслед, так и простоял бы вечность, если б сиделка, проходящая мимо, не дернула за рукав.

— Чего это вы, Иван Несторович, опять-с замечтались?

Иноземцев перевел на нее уставший невидящий взгляд.

— Эх, Марья Андревна. — Устало потер переносицу под очками. — Пойти, что ли, вновь в охранку, заявить обо всем?

— Зачем это в охранку? — перекрестилась сиделка.

Иван Несторович лишь махнул рукой.

Глава X. Бюловский зверь

Наутро, глотнув холодного чая и тотчас поморщившись, Иван Несторович отправился в кухню за водой и… сахаром. Мята, отвратительно напоминающая хинин, облепила язык и небо, нужно было срочно нейтрализовать катастрофу во рту. Что ж за питье варит фрау Шуберт?

В кухне хозяйки не оказалось — обычно в это время она ходила за молоком. Вари тоже не было. А постояльцы спали в такой ранний час. Кашляя и чертыхаясь, Иноземцев решил самолично исследовать содержимое полок. Он вскрывал баночки, расшнуровывал узелки с засушенными шелестящими листьями и кореньями, пробовал все подряд на язык, но странной мяты, которую уже дважды хозяйка добавляла в чай, не нашел. Не то чтобы Иноземцев был неженкой и ему не нравился этот горький привкус. Не потому.

Иноземцев сел, призадумался.

Вкус этот будто знаком, даже не вкус, а запах. И то ли от воспоминания сего туманного, то ли воистину мята работала умиротворяюще-бодряще, но действие ее было уж слишком стремительным. Точно живой воды глотнул. Прошло сонное оцепенение, забурлила кровь, застучало сердце. Надо непременно спросить госпожу Шуберт, что за чудеса она творит с травами и не обманули ли бедную старушку в аптеке, подсунув нечто вроде листьев коки или индийского гашиша.

Хлопнула дверь, вернулась Варя. Охая-ахая, свалила бревнышки у печи. Через минуту вновь хлопок, и поплыл в окне знакомый картуз. А-а, сосед, стало быть.

— Опаздывает, — пояснила Варя, распрямилась и стала стряхивать щепки с фартука. — Проспал, видно. Его помощником аптекаря обещали взять, в вашу Обуховскую больницу.

— Да ну! — удивился Иноземцев, вспомнив скверный характер сослуживца. — Тяжко придется студенту.

А студент сей был каким-то суетливым, неуловимым, вечно спешил куда-то, опаздывал. Иноземцев глянул на часы, тоже засобирался.

Вот уж мята так мята — не шел, а летел Иван Несторович по Введенке, мимо Царскосельского вокзала и Александровского моста. Но и не по себе было ординатору, потому как мысль о странности чая не давала покоя. Может, сделать анализ? Капнуть азотной кислоты и поглядеть, не покраснеет ли, как с опиатами происходит.

— Завтра этот травяной мате возьму на опыты!

Но тут же нахмурился, озлившись. Все, решил Иноземцев, так жить нет сил — всюду мерещатся какие-то странности, даже в чае, прости господи, который всего-то настоялся за ночь до препротивной горечи и бодрит оттого.

Иноземцев ступил в приемный покой, а сердце сжалось от новой тревоги — с заведующим он так ведь не объяснился. Трансплантацию без разрешения главного хирурга и родственников могут расценить как медицинское преступление.

Торопливо Иноземцев нырнул в халат. Таня возилась с завязками. Вполуха Иван Несторович слушал ее сбивчивый рассказ. Прооперированный приходил в себя, говорил о какой-то собаке, о светящихся тенях над головой — никто ничего не понял. А потом начал задыхаться, хватался за сердце. Лукьянову пришлось вколоть камфару.