Дело Нины С. - [14]
время постучала в мою прежнюю комнату на втором этаже, где я спряталась от всего мира, с кружкой горячего куриного бульона.
«Я добавила желток, – сказала она, – для поддержания сил. Потому что моей голубушке потребуется теперь их много».– Да, конечно, с того момента, как Ежи Баран нас обманул, я постоянно была на связи с сестрой. В августе две тысячи седьмого года она приехала из Лондона и остановилась у меня в Подкове Лесной. Сказала, что мы должны обдумать план действий. Что следует действовать в двух направлениях. Одно – это вытащить маму из этого состояния, а второе – вернуть обратно дом.
«Иначе говоря, у нас очень дерзновенные задачи, – сказала я с некоторой ноткой ехидства. – Только за несколько дней их не решить, пожалуй».
«Я приехала на целый месяц», – ответила она.(магнитофонная запись)
После того как не стало Мирека, родные меня утешали, что все в жизни имеет свое начало и конец, боль от утраты близкого человека тоже. Но ни мама, ни Лилька не знали меня так хорошо, как я знала саму себя. Я понимала, что эта боль никогда не уйдет и будет сопровождать меня уже всегда. Я даже не хотела, чтобы осуществилось их пророчество. Мои страдания были единственным звеном, соединяющим меня
с жизнью, которая, благодаря этому, не становилась прошлым, а пульсировала во мне: каждое событие, каждый разговор с Миреком… Поэтому, несмотря на мамино предложение переехать к ней, я осталась в нашем деревянном домике – в его стенах прошли наши счастливые минуты. Это придавало мне сил. Моя жизнь уже не была бессмысленной, потому что я познала благодать любви. Так как-то сказала мама: любовь – это благодать, и не каждому она дана. Я жалела только об одном – что не успела родить ребенка. Мы с Миреком считали, что у нас впереди очень много времени, однако оно оказалось строго регламентированным.
После смерти Мирека я провела несколько месяцев в Лондоне, у Лильки и Пётрека. Он стал уже настоящим лондонцем. Помнил время отправления всех автобусов из их района в центр, а также поездов метро, не нужно было иметь под рукой расписание, достаточно было спросить Петра. Маленький гений. Хотя он уже не был таким маленьким, перерос на голову нас обеих и продолжал расти. По-видимому, пошел в своего отца. А что касается нашего отца, то произошла одна очень странная встреча. Не знаю, была ли это случайность или Лилька приложила к этому руку, чтобы отвлечь меня от произошедшей трагедии… Словом, он нашелся спустя много лет.
«Его зовут теперь Якуб Голдбаум», – сказала сестра.
«А как его звали прежде?»
«Познаньский… Понимаешь, ополяченные евреи часто брали фамилии, образованные от названий городов: Познаньский – от Познани, Варшавский – от Варшавы, Краковский – от Кракова. Но наш отец, к сожалению, располячился, теперь он ортодоксальный еврей. Постарайся к этому привыкнуть».
«И в чем выражается эта его ортодоксальность?» – спросила я удивленно.
«Главным образом в одежде: черный лапсердак, черная шляпа с полями и пейсы».
«А ты с ним говорила?»
«Перекинулись несколькими словами, мой банк перевел в фонд, где он работает, солидную сумму. Но по-польски он не хотел говорить».
«Так, может быть, это не наш отец?» – усомнилась я.
«Как это не наш? Он наш отец, только переметнувшийся. Живет совершенно в другом мире, чем мы».
«Так зачем нам этот мир разрушать?»
«Потому что, благодаря ему, мы живем в этом мире».
Это был аргумент. Лилька взяла несколько дней отгула, и мы полетели в Иерусалим. Но встреча с нашим отцом была, пожалуй, неудачной. Мы сидели в сквере под парусиновым зонтом, и через некоторое время к нам подошел мужчина, одетый так, как раньше описывала Лилька; у него была длинная черная борода, посеребренная нитями седины. Единственное, что мне показалось знакомым в его лице, это немного раскосые – японские – глаза. Они с Лилькой
говорили по-английски, и я почти ничего не понимала. Потом она сказала по-польски:
«Это моя сестра Габриэла, она прилетела из Варшавы».
Он лишь кивнул.
«Вам что-нибудь говорит такое имя, как Нина С.?» – спросила Лилька.
Ничего, никакой реакции. Вскоре наш вновь обретенный отец попрощался и ушел.
«Зачем ты меня сюда привезла?» – спросила я почти враждебно.
«Наша встреча могла бы быть более удачной, если бы не его чрезмерная религиозность», – ответила Лилька спокойно, но я видела, что она чувствует себя неловко.
А мне в голову пришла мысль, что если здесь наш отец, то где-то должна быть и наша бабушка. Но мы ее не нашли, зато осмотрели этот мистический город – город трех религий.
Узкие улочки и переулки Виа Долороза [21] , храм Гроба Господня, мечеть Скалы, золотой купол которой парит над всем городом. Перед этой мечетью на бортике фонтана сидел старый араб и мочил в воде ноги… Мы дошли до Стены Плача, вознесенной из огромных глыб светлых камней, остатков прежнего храма; из расселин торчали сложенные или скатанные трубочкой записки с просьбами.
Стоя в сторонке, мы наблюдали за молящимися евреями. В черных лапсердаках и черных шляпах, они выглядели как властители этой стены, имеющие на нее исключительные права, в то время как где-то сбоку группка женщин робко возносила свои молитвы.
