Дело Николя Ле Флока - [67]

Экипаж доставил его в Шатле. Непогода улеглась, и городские фонари засияли как нельзя ярко. Сансон в зеленом фраке и Бурдо во фраке мышиного цвета ожидали его под портиком, коротая время в беседе с Рабуином. Агент продолжал поиски бесследно исчезнувшего Мальво, ибо ни в одном реестре не значилось, что молодой человек покинул пределы королевства. Карета развернулась и покатила в привычном направлении: со времени своего знакомства с Семакгюсом Николя по нескольку раз в месяц ездил в гости к корабельному хирургу. Проехали мост Руаяль, величественную громаду Инвалидов и заставу Вожирар. На небе, в просветах между тучами, загорались звезды. Вокруг Медонских холмов чернильной стеной клубились низкие темно-синие облака. Аспидно-черное небо простиралось до самого горизонта, постепенно захватывая западные предместья. Снег таял, из-под колес фиакра вылетали длинные черные струи грязи, и редким спешившим домой прохожим приходилось от них увертываться.

В тревожной мгле массивный дом Семакгюса выглядел оплотом спокойствия. Снаружи его освещали фонари. Судя по мельканию силуэтов в окнах, друзей ждали. В дверном проеме, ведущем в кухню, высилась фигура корабельного хирурга, сменившего фрак на передник. Лошадиное ржание известило хозяина о прибытии гостей. Сансон, встреченный с особой теплотой, наконец перестал хранить молчание, старательно оберегаемое всю дорогу.

— Я помогал Катрине и Аве, — заявил Семакгюс.

— И что же вы делали? — заинтересованным тоном спросил палач, с любопытством склоняясь над расставленными на столе тарелками.

— О! Меня привлекли для осуществления деликатнейшей операции: я фаршировал кишки фуа-гра и мясом каплуна! Ведь затем кишки надобно поварить в горячем молоке, ни в коем случае не давая ему закипеть, иначе разрушится гармоничное сочетание вкусов ингредиентов или — еще хуже! — кишка прорвется и начинка вывалится.

— Аромат многообещающий, — задумчиво произнес Бурдо, подняв голову и раздувая ноздри, словно охотничий пес, почуявший дичь. — И чем же вы нафаршировали сии хрупкие оболочки?

— Четверть фунта мелко нарезанного свиного сала, фарш из фуа-гра и мяса каплуна, взятых в равных долях, душистые травы, лук-татарка, соль, перец, мускатный орех, толченая гвоздика, шесть сырых желтков. Я смешал все, а потом осторожно начинил сей смесью свиные кишки.

Семакгюс повел друзей к себе в кабинет, куда принесли пиршественный стол. Они устроились возле большого камина из светлого камня, где весело потрескивал огонь. Комнату наполняли редкости, собранные хозяином во время его плаваний в далеких морях: чучела экзотических животных, минералы, ткани, произведенные туземцами, гербарии и прочие диковины. Каждый раз, войдя сюда, Николя погружался в мир дальних странствий, о которых он знал из записок путешественников и мореплавателей, пробуждавших в нем стремление выйти в море.

Катрина принесла бутылку ликера и сочла своим долгом лично наполнить рюмку каждого.

— Этот напиток напомнит нам доброе старое время в «Коронованном дельфине», — произнес Семакгюс. — Тогда Полетта угощала своих клиентов дивным напитком, присланным ее дружком с Антильских островов.

При напоминании о далеких островах у Николя вновь проснулись безответные вопросы. С щемящим сердцем он вспомнил, что корабельный хирург некогда стал случайным любовником Сатин, пансионерки веселого дома Полетты. Однако он быстро успокоился, сообразив, что ребенок, о котором он подумал, родился гораздо раньше.

— Господа, — произнес Бурдо, — мы собрались, дабы почтить нашу дружбу, а также помочь Николя разобраться в печальной истории, всем нам прекрасно известной. Каковы плоды ваших размышлений, и какие новые пути сии размышления перед нами открывают?

— Я, — начал Семакгюс, — совершил маленькое открытие, кое, как мне кажется, должно нас заинтересовать. Вы знаете, я начал работу над объемным гербарием, поэтому мне приходится часто посещать Королевский ботанический сад и знакомиться с его богатейшими коллекциями. Недавно я встретил там человека, почитаемого мною превосходным специалистом своего дела. Это господин Дюамель дю Монсо[34], гербарист и одновременно один из наших лучших кораблестроителей.

— По какому случаю состоялось ваше знакомство? — спросил Николя.

— Он написал труд, где дает советы, как сохранить здоровье моряков на кораблях королевского флота. Я совершил немало морских переходов, и он пожелал воспользоваться моим опытом корабельного хирурга. И вот, в одну из встреч я рассказал ему про наши знаменитые зернышки. Он тотчас ответил, что речь идет о гаитянском жгучем перце, чьи маленькие и круглые плоды, равно как и семена, никак не могут стать причиной отравления[35]. А еще он сказал мне, что, возможно, перец взяли для отвода глаз, чтобы скрыть другое вещество, неизвестное и ядовитое.

— Показания Казимира заставляют нас топтаться на месте, — заметил Бурдо. — Итак, он готовит курицу. Следовательно, яд не может попасть в курицу; яд находят в молочном напитке, предназначенном для госпожи де Ластерье. Николя видел Казимира и подтверждает это. Следовательно, Казимир лжет, что не заметил Николя. Казимир утверждает, что Мальво провел вечер на улице Верней, но отказывается отвечать на вопрос, могла ли его хозяйка питать слабость к этому хлыщу. Не слишком ли много противоречий?