Дело Николя Ле Флока - [24]

Миновав заставу Сен-Дени, экипаж покатил по левой стороне бульвара до перекрестка с улицей Пуассонньер. По дороге Николя обратил внимание на массивное здание дворца Меню Плезир, возле которого завтра ему предстояло встретиться с Бурдо. Подъезжая к улице Анфер, где стоял дом Сансона, Николя как истый парижанин размышлял, каким загадочным образом в Париже оказалось две улицы с одинаковым названием: одна неподалеку от центра, в квартале Монпарнасс, а другая в пригородном квартале, именовавшемся Новой Францией, где новоиспеченные буржуа активно застраивали участки вокруг территории монастыря Сен-Лазар. На дороге, прилегавшей к монастырским владениям, в последнее время участились несчастные случаи, о чем в свое время докладывали Сартину.

— Взгляните, — произнес Сансон, чья мысль устремилась в том же направлении, — какой здесь опасный уклон. А ведь по этой дороге в Париж каждый день везут и несут на рынок свежие овощи. Здесь постоянно ходят женщины с большими тяжелыми корзинами за плечами, и не проходит и недели, чтобы кто-нибудь из них не упала и не сломала руку или ногу, потому что тут всегда либо грязь, либо лед. Вдобавок здешние пешеходы постоянно рискуют угодить под колеса проезжающих экипажей.

— Мне об этом прекрасно известно, — горестно вздохнул Николя. — Но монахи отказываются соорудить на свои средства нормальный тротуар для пешеходов.

Николя не раз слышал, как Сартин, масон и вольтерьянец, поносил владевшую миллионами конгрегацию лазаристов, которой принадлежала пара десятков парижских улиц и около двадцати пяти деревень в окрестностях столицы; однако члены конгрегации «оплакивали каждое экю, которое приходилось отдавать на благотворительность и благоустройство».

Пока он размышлял, экипаж подкатил к ограде добротного дома, и помощник палача, соскочив с козел, постучал железным молотком в ворота. Вскоре ворота распахнулись, и коляска въехала на вымощенный камнем двор. Сансон пригласил Николя следовать за ним, и, преодолев несколько ступенек, они вошли в дом. Впервые за последние два дня на Николя снизошло чувство покоя, словно кто-то, проникшись состраданием, заключил его в надежные и крепкие объятия. В доме пахло деревом и хорошим воском. Париж с его преступлениями остался далеко позади. Возле лестницы стояли два мальчика. Старшему, исподлобья взиравшему на незваного гостя, было лет восемь; он обнимал за плечи младшего брата, и весь вид его говорил, что он готов встать на защиту малыша. Видимо, гости в этот дом приходили крайне редко, поэтому любое появление незнакомца воспринималось детьми как покушение на привычную жизнь семьи. Сбросив плащ, Сансон окинул насмешливым взором костюм своего гостя.

— В этих лохмотьях вы, похоже, напугали моих сыновей, — произнес он. — Дети мои, позвольте представить вам моего друга. И пусть его внешний вид вас не пугает, ибо за ним скрывается истинный кладезь добродетелей. Ему необходимо было проникнуть в дом незамеченным. Не бойтесь, он переоденется. Сударь, позвольте вам представить Анри и Габриэля. Ну же, дети, обнимите своего отца!

Окинув недоверчивым взглядом загадочного гостя, дети церемонно поклонились, а потом, не выдержав, бросились к отцу и стали обнимать его и осыпать поцелуями.

— Довольно, довольно, не так бурно! А теперь бегите и предупредите вашу матушку, что у нас гость. А я тем временем покажу нашему гостю его комнату.

Жестом пригласив Николя следовать за ним, Сансон поднялся по лестнице и ввел гостя в уютную комнатку, обставленную со всем доступным деревенским комфортом и тотчас пробудившую у комиссара воспоминания детства. Затем хозяин вышел и вскоре вернулся с чулками, рубашкой, кружевным галстуком и серым фраком; хотя фрак оказался немного великоват, тем не менее он вернул Николя его природное изящество. Помощник палача принес кувшин с горячей водой и поставил его на туалетный столик, рядом с которым высилось зеркало-псише на колесиках. Вылив воду в фарфоровую полоскательницу и смыв с лица слой покрывавшей его пыли, Николя взглянул в зеркало и не узнал себя. Переживания резко состарили его лицо: положили трагические тени под глазами, выявили новые морщины и подчеркнули старые шрамы, приобретенные им как в озорном детстве, так и за годы полной опасностей взрослой жизни.

Сансон зашел за ним, чтобы сопроводить в столовую. На пороге, в саржевом платье гранатового цвета, с надетым поверх крахмальным передником, стояла пухленькая женщина. Увидев Николя, она неумело поклонилась, сопроводив поклон милой улыбкой. Благодушное лицо ее, обрамленное белоснежными кружевами чепчика, излучало доброту. Чуть постарше Сансона, она смотрела уверенно, и движения ее отличались властностью. Николя сразу понял, кто правит бал в этом доме, и кто из супругов играет в нем первую роль.

— Мари Анна, вот тот человек, о котором я тебе столько рассказывал, — произнес палач. — Госпожа Сансон, моя жена…

— Сударь, — произнесла женщина, — я почитаю за честь принять вас у себя в доме и надеюсь, вы простите мне скромность нашего домашнего стола, ибо супруг не предупредил меня о вашем визите.

Она бросила суровый взор в сторону мужа, и тот смущенно опустил голову.