— Он не виноват! — прогудел Илюха. — На него шпана напала. Мы свидетели.
Осетров повернулся к Илюхе и внимательно поглядел на него:
— Но вы хоть разобрались с этой шпаной, а, Угланов?
— Еще как! — заверил Илюха, ухмыляясь.
Среди наших одноклассников послышались смешки: все отлично представляли, что будет с любой шпаной, если Илюха начнет «разбираться».
— Так, — Осетров, усмехнувшись, указал пальцем на каждого из нас. — Вы, все четверо, ко мне в кабинет!
Мы покорно прошли вслед за ним в его кабинет, и там он скомандовал:
— А теперь выкладывайте, подробно и без утайки, какая история с вами произошла!
И мы стали рассказывать. Через несколько секунд Осетров поднял руку ладонью вверх:
— Если вы не против, я включу диктофон.
— Не против, конечно, — ответили мы.
Осетров рассмеялся:
— И вернуться всегда можно будет к любой детали, и память, можно сказать, останется. Может, при выпуске подарю вам по кассете, чтобы было, что вспомнить!
Итак, мы продолжили рассказ, уже при включенном диктофоне, а Осетров слушал, кивал, иногда останавливал нас и устраивал нам «разбор полётов в полевых условиях», как он, то ли в шутку, то ли всерьез, называет подобные анализы промахов и проблем.
Надо сказать, «разборы» были минимальные — по сравнению с тем, что Осетров иногда устраивал нам. Получается, в целом он был нами доволен. Что он и подтвердил под конец.
— Что ж, — сказал он. — Молодцы! Да, молодцами себя проявили, за исключением некоторых, гм, мелочей… Вот только папа этой Оли меня несколько волнует в данной ситуации. И это, кстати, к нашему разговору о том, что охраняя государство, мы должны охранять каждого конкретного человека, а не нечто абстрактное. Тут вы это правило нарушили. Сами посудите. Если Теплынин решит, что Олин папа был милицейской подсадной уткой, а к такому выводу он запросто может прийти, то наверняка отдаст приказ отомстить этому «избирателю». А месть такого человека может оказаться жестокой…
— Этого не будет! — заверил я. — Вы зря считаете, что мы об этом не подумали! Нас тоже этот вопрос волновал, и мы обсудили его с Кириллом Константиновичем. Он все выстроил так, что Олин папа получается не задетым ни с какого боку. Мол, доказательства давно собирались, и телефоны Теплынина давно прослушивались, по санкции, и в любом случае его связь с лохотроном разоблачили бы… Теплынину никогда в голову не придет, что избиратель, задавший ему вопрос, мог хоть как-то сотрудничать с милицией, вольно или невольно.
— Что ж, тогда все хорошо, — кивнул Осетров. — Совсем чисто сработали, не считая огрехов, о которых мы говорили. Но если такие огрехи не будут повторяться, то можно о них не вспоминать. Главное, чтобы память о них в ваших головах сидела. В целом, всех хвалю. Не знаю, кого хвалить больше, потому что Карсавин, конечно, замечательную идею выдал, но этой идеи не было бы, если бы вы все не работали вместе. Так держать! Ладно, ступайте. А ты, Шлитцер, учти — теперь у тебя двойной стимул соблюдать железную дисциплину и примерное поведение! Отправиться в город не в форме и в эти выходные будет обидно, а?
— Обидно, — согласился Жорик. — Но вы не волнуйтесь, я постараюсь.
И, как видите, он постарался. Мы идем к Аглае Бертольдовне, где девчонки уже нас ждут. День ясный, солнечный, теплый — весна так разыгралась, что просто петь и танцевать хочется! И настроение у всех прекрасное. Мы как на крыльях летим.
Конечно, нас немного волнует, как Аглая Бертольдовна, при ее нелюбви к спецслужбам, воспримет нашу форму. Но нам почему-то кажется, что очень нормально воспримет. Верно?
КОНЕЦ
