Дело Логинова - [84]
Да, научился думать о деньгах. Раньше помыслить бы не мог, чтоб напомнить кому-то из должников о расчете.
Что-то изменилось.
Я провел следующие два дня, решая текущие дела и приводя в порядок все вопросы. Долинский просил, чтоб это не выглядело как «завещание Логинова» и не вызывало подозрений, поэтому я старался не подавать виду, что переживаю. Позвонил Вадиму Васильевичу, узнал, что у Бори все плохо, и ситуация не изменилась к лучшему – его сыну по-прежнему светит серьезный срок. Попили чаю с Лешей и договорились, что воскресенье проведем вместе – нужно нормально попрощаться.
А в четверг вечером мы с подельником опять посвиданничали. Под вечер, когда Таня отправилась к двоюродной сестре на гулянку, я вызвал такси и рванул в гости к своему спасителю. Долинский открыл дверь, протянул руку для вялого рукопожатия и уныло побрел внутрь квартиры. Вид у него был уж очень озабоченный… Я щелкнул замком, быстро разулся и догнал партнера у самого балкона. Из квартиры консильери открывался шикарный вид на Оболонскую набережную. Там прогуливались по-летнему одетые веселые разноцветные люди. Над рекой парили десяток-два белых и красных воздушных фонариков.
– Красиво у тебя тут, а? Придумал, что с недвижимостью делать? – я сразу перешел к делу. – Не будешь же ты ее бросать.
– Придумал, не беспокойся. С этим я как-нибудь разберусь, не дурнее тебя, – у Долинского явно было ворчливое настроение. – Давай пересядем на диван, я обрисую тебе ситуацию.
Ситуация складывалась неплохо. Со средствами, предназначенными для откупа, Долинский разобрался и без меня и перенаправил их, куда следует. Теперь, возжелай вдруг ректор или кто-нибудь еще проверить положение дел Фонда, он был бы крайне удручен пустыми схронами… Значит обратного пути для нас нет – осталось перевести деньги на свои счета в понедельник, и все будет шито-крыто, вернее, в трактовке консильери, «спето-выпито».
– Марина с малой уже выехали из Киева, – продолжал он. – Так что все готово – в понедельник с восьми до десяти мы работаем в банке, потом ты едешь на экзамен, а вечером отчаливает наш поезд на Москву. Там наши с тобой пути разойдутся. Куда поедешь, кстати?
– Остановиться планирую в Вене, а лететь буду через свою родную Болгарию, рейс «Москва-София», – признался я. – Стежняк сказала, что ее люди помогут мне на границе. Главное в Шенген въехать, там разберемся… Пару фраз на болгарском для общения с таможней я уже выучил. А ты?
– А этого я тебе не скажу, – покачал головой Долинский. – Не забывай, что это я умный, а ты глупый. Если проколешься, они вытянут из тебя все. Это небезопасно.
Я не сдержался и возмущенно фыркнул:
– Ну, Андрей, это прямо свинство какое-то! Не доверять…
– Инне я тоже доверял, – упавшим голосом перебил он, не глядя на меня. – И что из этого вышло? В общем, все. Ты планируешь ехать сразу из Института?
– Да, хочу свести к минимуму общение с Танечкой.
– Немудрено. Ну, хорошо. Смотри, – Долинский встал, прошел до бара, извлек оттуда «Нокиа 1100» и бросил его мне. – Это тебе на понедельник. Утром, как только начнется экзамен, сразу выключишь свой телефон, вытащишь батарею и сим-карту и разбросаешь в разные урны. Аппарат тоже выкинь. Связь мы с тобой будем держать вот по этим штуковинам. Там уже забит мой новый номер. До понедельника не включай его и в понедельник никому, кроме меня, с него не звони.
– Такая конспирация? – удивился я. – Стоит ли?
Консильери глубоко вдохнул и на выдохе пробормотал:
– Да, Коля, свободная жизнь и те деньги, что есть у нас с собой, того стоят.
Еще одна мысль не давала мне покоя – то «досье», что передал мне Вадим Васильевич два года назад. Это может звучать неправдоподобно, но за все это время я ни разу так и не решился открыть эту флешку.
Она лежала у меня в столе под замком между книгой с автографом Леся Подеревянского и черепушкой от античного кувшина с Родоса, и я даже несколько раз, основательно набравшись, разглядывал ее на свету лампочки. Обыкновенный кусок пластика с микросхемами. Что подразумевал Вадим, когда предлагал показать ее кому-нибудь? Преступные связи Летчика с какой-нибудь самолетной мафией или не менее преступные – со стюардессами?
Быть может, если я покажу это Насте, она…
И что дальше? Язвительный, но мудрый советчик в моей голове, которого я считал ангелом-хранителем (при этом говорил ангел почему-то Лешиным голосом) отвечал на мои немые вопросы примерно так:
«Ничего, Логинов. Даже если там доказательство того, что Летчик – воплощение Антихриста на Земле, за подписью Папы Римского и всех членов Конклава, это ничего не изменит для тебя. Ты проиграл до того, как сделал первый ход: ни зенитка, ни Вадим Васильевич, ни широкие романтические жесты не решат твою нерешаемую проблему».
И все же – я точно знал, о чем буду говорить с Настей, когда расскажу ей о своем скором бегстве, и что буду предлагать, но мне катастрофически не хватало аргументов, чтоб убедить ее сделать так, как я прошу… Какие-то злобные хорькообразные существа, обитавшие в районе моего сердца, подсказывали: открой, открой, открой… Быть может, если б они говорили чуть менее напористо, я бы так и поступил.
Вы верите в судьбу? Говорят, что судьба — это череда случайностей. Его зовут Женя. Он мечтает стать писателем, но понятия не имеет, о чем может быть его роман. Ее зовут Майя, и она все еще не понимает, чего хочет от жизни, но именно ей суждено стать героиней Жениной книги. Кто она такая? Это главная загадка, которую придется разгадать юному писателю. Невозможная девушка? Вольная птица? Простая сумасшедшая?
В сборник вошли рассказы о природе, истории из жизни автора, произошедшие на рыбалке, охоте, сборе грибов и ягод. Для массового читателя.
В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.
Книга эта – вне жанра. Книга эта – подобна памяти, в которой накоплены вразнобой наблюдения и ощущения, привязанности и отторжения, пережитое и содеянное. Старание мое – рассказывать подлинные истории, которые кому-то покажутся вымышленными. Вымысел не отделить от реальности. Вымысел – украшение ее, а то и наоборот. Не провести грань между ними. Загустеть бы, загустеть! Мыслью, чувством, намерением. И не ищите последовательности в этом повествовании. Такое и с нами не часто бывает, разве что день с ночью сменяются неукоснительно, приобретения с потерями.
Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.
В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.