Дело Ливенворта - [89]

– Я знаю. Но не могли ли обе стороны участвовать в этом?

– Да, – сказал он, – всегда подозрительно, когда есть несоответствие между устными и письменными заявлениями одного человека. Но что это мы стоим тут и гадаем, если пары слов от самой миссис Белден, вероятно, будет достаточно, чтобы все прояснить!

– Пары слов от миссис Белден… – повторил я. – Сегодня я слышал от нее тысячи слов, и они не прояснили ровным счетом ничего.

– Вы слышали, я не слышал. Приведите ее, мистер Рэймонд.

Я встал.

– Еще один вопрос, прежде чем я уйду. Что, если Ханна просто нашла обрезанный лист бумаги и использовала его, не задумываясь о том, какие подозрения это вызовет?

– Это мы сейчас и узнаем, – ответил сыщик.

Миссис Белден дрожала от нетерпения, когда я вошел. Как я думаю, когда придет коронер? Чем нам может помочь этот сыщик? Ужасно сидеть одной и ждать неизвестно чего!

Я успокоил ее, как мог, и сказал, что сыщик пока что не сообщил, что собирается делать, и хочет сперва задать ей несколько вопросов. Не могла бы она пройти к нему? Миссис Белден с готовностью поднялась. Что угодно лучше, чем ожидание.

Мистер Грайс, за короткое время моего отсутствия сменивший настроение с сурового на доброжелательное, встретил миссис Белден именно с той вежливой любезностью, которая может впечатлить женщину, зависящую от доброго мнения о ней окружающих.

– А-а, это та самая леди, в доме которой случилось это крайне неприятное событие, – промолвил он, приподнимаясь ей навстречу. – Позвольте предложить вам присесть, если постороннему человеку позволено предлагать леди садиться в ее собственном доме.

– Этот дом больше не кажется мне моим, – ответила миссис Белден скорее грустным, чем воинственным голосом, так ее пронял искренний тон мистера Грайса. – Я тут скорее узница – прихожу, выхожу, молчу или говорю, как скажут. И все из-за того, что несчастной, которую я из сострадания пустила к себе, случилось умереть в моем доме.

– Вот именно! – воскликнул мистер Грайс. – Это очень несправедливо. Но, возможно, нам удастся все исправить. У меня есть основания полагать, что у нас это получится. Эту внезапную смерть наверняка очень легко объяснить. Вы говорите, что не хранили в доме яд?

– Нет, сэр.

– И что девушка никуда не выходила?

– Ни разу, сэр.

– И что никто к ней не приходил?

– Да, сэр.

– И она не смогла бы раздобыть такую вещь, если бы захотела?

– Не смогла бы, сэр.

– Разве только, – мило добавил он, – яд был у Ханны с собой, когда она пришла.

– Это невозможно, сэр. У нее с собой не было вещей, а что до карманов, то я знаю все, что там было, я смотрела.

– И что вы там нашли?

– Кое-какие деньги в банкнотах – больше, чем можно было ожидать увидеть у такой девицы, – несколько пенсов и обычный платок.

– Значит, можно считать доказанным, что девушка умерла не от яда, раз в доме его не было.

Он произнес это таким убежденным тоном, что миссис Белден с готовностью подхватила:

– Об этом-то я и твержу мистеру Рэймонду.

И она бросила на меня торжествующий взгляд.

– Должно быть, больное сердце, – продолжил он. – Вы говорите, вчера она себя хорошо чувствовала?

– Да, сэр. Во всяком случае, выглядела здоровой.

– Но не веселой?

– Я этого не говорила, сэр. Она была веселой, даже очень.

– Как, сударыня? – воскликнул он, посмотрев на меня. – Не понимаю. Я думал, тревога о тех, кого эта девушка оставила в городе, не позволит ей веселиться.

– Верно, – ответила миссис Белден, – но это было не так. Напротив. Вообще не было заметно, чтобы она о них волновалась.

– Что? Даже о мисс Элеоноре, которая, если верить газетам, находится в таком опасном положении? Но, возможно, она просто ничего об этом не знала… Я хочу сказать, о положении мисс Ливенворт.

– Она знала, потому что я ей рассказала. Я была так потрясена, что не могла держать это в себе. Видите ли, я всегда считала Элеонору человеком выше всяких упреков, и меня настолько ошеломило упоминание ее имени в газетах в такой связи, что я пошла к Ханне и прочитала статью вслух, чтобы увидеть, как она это воспримет.

– И как она восприняла?

– Не могу сказать. Она выглядела так, будто ничего не поняла, спросила, зачем я ей читаю такие вещи, и сказала, что не хочет этого знать, что я обещала не волновать ее из-за этого убийства и что если я буду продолжать, то она не станет слушать.

– Гм… Что еще?

– Больше ничего. Она закрыла уши руками и так насупилась, что мне пришлось уйти.

– Когда это было?

– Недели три назад.

– Но после этого она затрагивала эту тему?

– Нет, сэр, ни разу.

– Как?! Даже не спрашивала, что будет с ее хозяйкой?

– Нет, сэр.

– А по ее внешнему виду можно было определить, что она, скажем, боится, раскаивается или волнуется?

– Нет, сэр. Напротив, у меня не раз создавалось впечатление, что она чему-то радуется в душе.

– Но, – удивился мистер Грайс и снова покосился на меня, – это очень странно и неестественно. Я не могу такого объяснить.

– Я тоже, сэр. Я считала, что у Ханны притупились чувства или что она слишком мало знает, чтобы понять всю серьезность случившегося, но, узнав ее получше, я постепенно изменила свое мнение. Для этого ее веселость была слишком последовательна. Мне показалось, что она себя к чему-то готовила. Например, однажды она спросила меня, как я думаю, смогла бы она научиться играть на фортепиано. В конце концов я пришла к выводу, что ей пообещали хорошо заплатить за какую-то тайну и она с таким нетерпением ждала этого, что совсем позабыла о страшном прошлом и обо всем, что с ним связано. Во всяком случае, я не нашла другого объяснения ее поведению, желанию стать лучше и довольным улыбкам, которые проскальзывали на ее лице, когда она считала, что я на нее не смотрю.