Дело Кравченко - [15]
Кан: То-есть не друг, но он печатал в своей газете «Свобода» книгу Кравченко и ее рекламировал. Во время войны Мишуа ездил к Геббельсу в гости и виделся с Питекантропом.
Кан начинает длинную историю о том, каким именно способом он выводил на чистую воду во время войны японских шпионов. Затем он берет книгу Кравченко и хочет прочесть цитату на странице такой-то.
Мэтр Изар: Спасибо! Нам это тоже читал наш дорогой Баби! (профессор-коммунист).
Кан: Книга Кравченко — результат конспирации против СССР. Эта конспирация началась в 1918 году. Гитлер пришел к власти потому, что ему помогли это сделать немецкие, английские, американские и другие капиталисты. Он обещал им уничтожить СССР.
Затем свидетель переходит к рассказу о своем путешествии в Польшу, где он видел страшные следы нашествия немцев.
Мэтр Изар: Мы с вами совершенно согласны. Это было ужасно.
Председатель: Мы все это знаем и испытали сами.
Перестрелка
Кан закончил свои показания.
Кравченко встает со своего места:
— Я ни с фашистами, ни с монархистами, ни с сепаратистами не имею никакого дела. В Германии, в монархической газете[3] было напечатано две недели тому назад нечто вроде приветствия по моему адресу. Мэтр Изар прочтет копию телеграммы, которую я туда послал.
Мэтр Изар читает телеграмму Кравченко, который сообщает газете, что ничего общего с ней не имеет.
Кравченко: Почему свидетель говорил о немецких зверствах и ничего не сказал о страданиях русского народа?
Кан: Ужасы советского режима все выдуманы.
Кравченко: Чем объясняет свидетель, что моя книга печаталась фельетонами в сорока американских газетах одновременно? Неужели в Америке сорок фашистских газет?
Кан: Это были газеты Херста… Он — фашист и был за «Ось».
Чей же, все-таки Кравченко агент?
После перерыва мэтр Изар объявляет, что задаст свидетелю несколько вопросов:
Изар: Был ли свидетель в России?
Кан: Нет.
Изар: Если вы только вчера узнали о существовании «Сима Томаса», то что вы знали третьего дня?
Кан: Я знал, что есть процесс.
Изар: Мне кажется, вы должны были доказать, что Кравченко — агент?
Кан: Я приехал свидетельствовать о деятельности Кравченко в Америке.
Изар: Если только для того, чтобы нам сказать, что он — против советов, то ехать, пожалуй, не стоило? Или то плохо, что его Херст печатал?
Кан: Я сказал о связи Кравченко с Мишуа и о том, на кого работает его книга. Впрочем, он никогда ее не писал. Ее писал Лайонс.
Изар: Только что я прочел в газете «Франс-Суар», что Сталин приглашает Трумана в Москву. ТАСС дал об этом телеграмму как раз в прессе Херста. (Смех, публику призывают к порядку)… Я хотел бы знать, был ли Кравченко агентом секретной американской службы или агентом американских наци?
Кан: Он не мог быть агентом американской службы. Он работал на немцев.
Это заявление свидетеля производит известное впечатление: из этих слов следует, что Кан и «Лэттр Франсэз» обвиняют Кравченко в совершенно различных вещах.
Изар: Вы не сражались во время войны?
Кан: Нет. Я был полезнее, как журналист. Я разоблачал фашистов, я…
Председатель: Покороче, пожалуйста. Мы уже поняли.
Изар: Надо ли так понять ваши слова, что цель русских в Америке — заставить власть закрыть коммунистическую партию?
Кан: Не только ее, но и все вообще прогрессивные партии.
Мэтр Изар читает показания Кравченко в комиссии по расследованию антиамериканских действий. Из этих показаний явствует, что Кравченко совершенно не считает нужным запрещение американской компартии.
Далее мэтр Изар приводит статью из «Дэйли Уоркера» (коммунистическая газета) от 1939 г., из которой следует, что американские коммунисты были изоляционистами. «Янки не придут к вам.» — писалось там в обращении к воюющей Европе. — «Мы не поможем вам никак!»
Кан: Я не отвечаю за эту газету.
Изар: Что вы думаете о последней резолюции Коминформа?
Но Кан, не отвечая на вопрос, снова пускается в рассуждения об американских фашистах.
— Я желаю вам, — говорит ему мэтр Изар. — вернуться домой благополучно и нежно взглянуть по приезде в Нью-Йорк на статую Свободы!
Тогда встает мэтр Нордманн и спрашивает Кравченко, почему он в Америке не начал этого процесса в свое время, когда о нем коммунисты писали, что книга не его.
Кравченко: Во-первых — у меня не было тогда денег. Это стоит очень дорого. Во-вторых, компартия Америки так ничтожна, что не стоит и бороться против неё. Во Франции же компартия очень сильна, и тут-то и надо ее разоблачать.
Нордманн (иронически): Она насчитывает 33 процента населения.
Изар: Но ведь мы тоже представляем две трети!
Что русскому здорово, то немцу — смерть
Второй свидетель защиты — депутат английского парламента Цилиакум. Он был в России в 1918 году, в 1931, 1936 и, наконец, в 1947, когда беседовал «три часа с Молотовым и два часа со Сталиным». Он считает, что все, что было сделано советской властью, было необходимо. Все мероприятия удались, все идет к лучшему, а если и были «преувеличения», то без них невозможно.
Цилиакус принадлежит к тем иностранцам, которые считают, что Россия до 1917 года пребывала в средних веках, что при царях во всех войнах ее били, что народ — темный, страна — отсталая, и что хоть и много в ней достижений за последние 30 лет, однако, далеко ей до Англии. Конечно, европеец бы не выдержал такого режима, но русский человек выдержать может очень многое, и потому, собственно, волноваться особенно не надо. Книга Кравченко — лживая, все в ней преувеличено или искажено.
"Курсив мой" - самая знаменитая книга Нины Берберовой (1901-1993), снискавшая ей мировое признание. Покинув Россию в 1922 году, писательница большую часть жизни прожила во Франции и США, близко знала многих выдающихся современников, составивших славу русской литературы XX века: И.Бунина, М.Горького, Андрея Белого, Н.Гумилева, В.Ходасевича, Г.Иванова, Д.Мережковского, З.Гиппиус, Е.Замятина, В.Набокова и др. Мемуары Н.Н.Берберовой, живые и остроумные, порой ироничные и хлесткие, блестящи по форме.
Марию Закревскую по первому браку Бенкендорф, называли на Западе "русской миледи", "красной Матой Хари". Жизнь этой женщины и в самом деле достойна приключенческого романа. Загадочная железная женщина, она же Мария Игнатьевна Закревская – Мура, она же княгиня Бенкендорф, она же баронесса Будберг, она же подруга «британского агента» Р. Локкарта; ей, прожившей с Горьким 12 лет, – он посвятил свой роман «Жизнь Клима Самгина»; невенчаная жена Уэллса, адресат лирики А. Блока…Н. Берберова создает образ своей героини с мастерством строгого историка, наблюдательного мемуариста, проницательного биографа и талантливого стилиста.
Лучшая биография П. Чайковского, написанная Ниной Берберовой в 1937 году. Не умалчивая о «скандальных» сторонах жизни великого композитора, Берберова создает противоречивый портрет человека гениального, страдающего и торжествующего в своей музыке над обыденностью.
Нина Берберова, одна из самых известных писательниц и мемуаристок первой волны эмиграции, в 1950-х пишет беллетризованную биографию Петра Ильича Чайковского. Она не умалчивает о потаенной жизни композитора, но сохраняет такт и верность фактам. Берберова создает портрет живого человека, портрет без ласки. Вечная чужестранка, она рассказывает о русском композиторе так, будто никогда не покидала России…
Героини романа Нины Берберовой «Мыс Бурь» — три сестры, девочками вывезенные из России во Францию. Старшая, Даша, добра ко всем и живет в гармонии с миром; средняя, Соня, умна и язвительна, она уверена: гармонии нет и быть не может, а красота давно никому не нужна; младшая, Зай, просто проживает веселую молодость… Вдали от родины, без семейных традиций, без веры, они пытаются устроить свою жизнь в Париже накануне Второй мировой войны.В книгу также вошло эссе «Набоков и его „Лолита“», опубликованное «по горячим следам», почти сразу после издания скандального романа.
В этой книге признанный мастер беллетризованных биографий Нина Берберова рассказывает о судьбе великого русского композитора А. П. Бородина.Автор создает портрет живого человека, безраздельно преданного Музыке. Берберова не умалчивает о «скандальных» сторонах жизни своего героя, но сохраняет такт и верность фактам.
«Ваше величество, позвольте матери припасть к стопам вашего величества и просить, как милости, разрешения разделить ссылку ее гражданского супруга. Религия, ваша воля, государь, и закон научат нас, как исправить нашу ошибку. Я всецело жертвую собой человеку, без которого я не могу долее жить. Это самое пламенное мое желание. Я была бы его законной супругой в глазах церкви и перед законом, если бы я захотела преступить правила совестливости. Я не знала о его виновности; мы соединились неразрывными узами. Для меня было достаточно его любви…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Текст воспроизведен по изданию: Письма Бичурина из Валаамской монастырской тюрьмы // Народы Азии и Африки, № 1. 1962.
Плачевная ситуация в российских деревнях известна всем. После развала масштабной системы государственного планирования исчезли десятки и сотни тысяч хозяйств, произошел массовый отток населения из сельских районов, были разворованы последние ценности. Исправление ситуации невозможно без эффективного самоуправления в провинции.Организованный в 1997 году Институт общественных и гуманитарных инициатив (ИОГИ) поставил перед собой цель возрождения сельских районов Архангельской области и добился уникальных результатов.
В настоящее издание включены все основные художественные и публицистические циклы произведений Г. И. Успенского, а также большинство отдельных очерков и рассказов писателя.
В настоящей книге Конан Дойл - автор несколько необычных для читателя сюжетов. В первой части он глубоко анализирует произведения наиболее талантливых, с его точки зрения, писателей, как бы открывая "волшебную дверь" и увлекая в их творческую лабораторию. Во второй части книги читатель попадает в мистический мир, представленный, тем не менее, так живо и реально, что создается ощущение, будто описанные удивительные события происходят наяву.