Дело генерала Раевского - [53]

   — И это столько у вас написано? — спросил я после длительного молчания.

   — Да, это часть того, что я к сегодняшнему дню написал, — кивнул Олег.

   — У него это только начало, — сказала Наташа с достоинством.

   — Но что же так много можно написать о Николае Николаевиче? — озадачился я.

   — Вот в том-то и дело, — грустно сказал Олег, — что мы ничего, почти ничего, не знаем об этом замечательном человеке. А он представляет собою как раз ту самую струю российского общества, в полном смысле слова передового, это не какие-то там авантюристы, самозванцы или прихвостни, а люди, которые должны были удержать Россию в числе стран, определяющих положительный ход истории человечества. Вскормленные на лучших традициях нашего передового сословия. Во времена европейского похода против Наполеона они восприняли лучшие их традиции и готовы были обновить выдыхающееся русское общество. Но встретили такое противодействие яростных слоёв своего же сословия, что сначала стали отторгаемы на периферию, а потом выродились в пестелевщину, которая, собственно, и стала фундаментом февральского и октябрьского переворотов одновременно.

   — По существу, с дворянством, — заметила Наташа и осторожно глянула на Олега, — случилось то же, что сейчас происходит с большевиками.

   — Дворяне выродились в семнадцатом году, как вот в наше время выродились большевики, — поддержал Олег, — только дворяне были носителями довольно самобытной культуры, они ведь тоже, как и большевики, вышли из народа. Поэтому для вырождения им понадобилось триста лет. А большевики как отрицатели культуры вообще и не имеющие никакого духовного истока, кроме примитивного сатанизма, вырождаться стали сразу и за пятьдесят лет всего лишь исчерпали свой ресурс.

   — Партии фактически уже нет, она выродилась в примитивных хищников-однодневок. А у дворян была мощная традиция, — поддержала Наташа и снова посмотрела на Олега, как бы издали оглянулась на него.

   — Если же верх взяла бы вот эта струя, которую представлял Николай Николаевич, то мы опасности семнадцатого года миновали бы спокойно и Россия была бы сейчас действительно величайшим государством в мире. Она процветала бы, — сказал спокойно Олег.

   — Америка была бы в сравнении с нами выдающейся провинцией, — подтвердила Наташа.

   — Но, к сожалению, верх взяла глубоко антипатриотическая линия Кутузова, ученика реакционной военной системы, которую он воспринял в Пруссии лично, посланный туда Екатериной после первого ранения.

   — Он там встречался с Фридрихом Вторым, — добавила Наташа.

   — Да, — кивнул Олег, — по стечению обстоятельств получалось так, что, усвоив фридриховскую систему, Кутузов вернулся в Петербург, написал о фридриховской системе и отправился по воле императрицы в Крым к Суворову. Тот как бы хотел сразу избавить даровитого военачальника с недюжинным умом от влияния хиреющей военной теории и практики. Но Кутузов систему Фридриха Второго впитал всей своей натурой, до конца жизни. Как военачальник он был хорош только под озарением гения Суворова. Без Суворова он мог воевать только с турками. Наполеон его громил всюду, Аустерлиц же позор наш на все века. После Аустерлица Кутузов только то и делал, что ускользал от Наполеона, стараясь близко к нему не подходить. Но фридриховской системе он остался верен и при Бородине. Это одна из причин, по которой Кутузов проиграл сражение под Москвой и лишь благодаря стойкости невероятной посылаемых на смерть русских солдат и офицеров не был разбит наголову. В этом отношении Кутузов — родоначальник всех бездарных советских полководцев. Жуков — прямой последователь фридриховской системы в исполнении Кутузова, правда, уступающий тому и другому в уме и образованности.

   — А какова вторая причина поражения Кутузова при Бородине? — поинтересовался я.

   — Это особый разговор, — вздохнул Олег, — разговор длинный и опасный. В наше время за такой разговор и в сумасшедший дом посадить могут, — Олег немного помолчал и, пожав плечами, добавил: — Дело в том, что Кутузов и не собирался выигрывать Бородино. Ко времени этого сражения они с Ростопчиным уже приготовили Москву к сожжению. Вся внешняя сторона деятельности Кутузова в этот период — сплошной театр, уступка общественному мнению, вплоть до молебна перед иконой Смоленской Божией Матери. — Олег снова задумался. — Я вообще сомневаюсь в том, что Кутузов был человеком верующим. Верил ли он в Бога? Такой тотальный бабник, такой циник, такой попечитель всяческих мистических обществ и сеансов не мог быть верующим. Суеверен он был. Да. Как всякий мистик, как Пушкин, например, как тот же Александр Первый...

Олег закрыл глаза и долго сидел молча, не поднимая век. При свете тускнеющих свечей лицо его казалось в этот момент выплавленным из тёмной меди, тускло мерцающей.

Наташа взяла длинные чёрные ножницы старинной работы и принялась счищать нагар и подрезать фитили свечей.

   — А что это за чёрный мальчик? — спросил я нерешительно.

   — Такой чёрный мальчик есть у каждого человека, который хотя бы что-то ценное из себя представляет, — ответил Олег, не поднимая век, — особенно у нас в России.