Дело Фергюсона - [2]

— Я не о том. Я об этом.

Она провела пальцем по горлу и со свистом втянула воздух между зубами и языком. Эта зловещая пантомима удивила меня и встревожила. А ее как будто напугала даже больше, чем она уже была напугана. Кровь отхлынула от ее лица. Оно стало землистым.

— Вам угрожали?

Она подергала себя за нижнюю губу и кивнула — чуть-чуть, словно в зарешеченное окно за нами подглядывали.

— Кто вам угрожал?

Она промолчала, не спуская с меня настороженных глаз.

— Если член банды, вы окажете услугу всем нам, назвав его. Поможете мне, полиции, себе. И исполните свой гражданский долг.

— Как же! Как же! И кончу на кладбище. Ушли бы вы, мистер Гуннарсон, и оставили меня в покое, а? Вы же ничего не понимаете. Я хочу помочь и вам и всем и выбраться отсюда хочу. Да только, кроме того, я хочу жить.

— Кто вам угрожал?

Она дважды мотнула головой — сердито и упрямо. Потом поднялась и отошла к окну. Ее больничные туфли ступали по стальным плитам совсем бесшумно. Она встала спиной ко мне, глядя на башенку с курантами, венчающую здание суда.

Я остался сидеть, раздраженно уставившись на ее затылок, на темные, гладко причесанные волосы. Угадать, какие секреты прятались в голове под ними, я не мог, но не сомневался, что ничего криминального в этих секретах нет. Все необходимые приметы у Эллы отсутствовали — ни тупой покорности судьбе, ни бешеных вспышек протеста, ни неуловимого звериного запаха хищницы, отрастившей когти.

Мои мысли прервал скрип ключа в замке. Старшая надзирательница, которая проводила меня сюда, приоткрыла тяжелую дверь.

— Лейтенант Уиллс просит вас, сэр, выйти к нему.

Девушка у окна вздрогнула, но тут же справилась с собой и продолжала смотреть сквозь решетку, словно стрелки часов на башенке ее гипнотизировали. Я вышел в коридор.

Лейтенант уголовной полиции Харви Уиллс навалился грудью на перила верхней площадки винтовой лестницы. Ему было за пятьдесят, и за ним тянулись, будто дорога вверх по склону, три десятка лет, отданных поддержанию закона и порядка. Седые волосы подстрижены ежиком, нос как таран. Его облик и манера держаться хорошо гармонировали с серо-стальной угловатостью тюрьмы.

— Мне это не нравится, — сказал я, едва надзирательница закрыла дверь. — Расспрашивать клиента здесь достаточно трудно и без вмешательства полицейского управления.

— Вмешиваться я не собираюсь. Просто выяснилось еще кое-что, и, по-моему, для вас не безынтересное. А что, вам с ней не легко? — добавил он с легким вопросом в голосе.

— Она перепугана.

— Так почему же она упирается и скрывает факты, которые нам нужны? Дело ведь не мелкое, Билл. Семнадцать краж со взломом, денег и ценностей похищено почти на сорок тысяч. В первый раз за пять месяцев мне что-то забрезжило, когда ваша клиенточка явилась в лавку Бродмена с брильянтовым кольцом миссис Симмонс.

— Продажи кольца она не отрицает. Но продажа еще не доказательство, что она соучастница краж.

— Доказательство, если добавить другие факты. Я кое-что вам скажу, поскольку не хочу видеть, как вы подставляете себя под удар. Выяснился важный факт, связывающий воедино больше половины этих краж. В девяти случаях — в девяти из семнадцати — в момент кражи кто-то из семьи потерпевших лежал в больнице. А остальные, если он жил не один, как раз навещали больного. Банда, совершенно очевидно, получала сигнал из больницы, что в доме никого нет.

— Но почему винить Эллу Баркер? В штате больницы не меньше двухсот человек.

— Двести сорок семь. Мы все эти месяцы их проверяли. Но только одна из них продала брильянтовое кольцо, похищенное у Симмонсов. И только у одной из них в ящике бюро были спрятаны платиновые часики, взятые у Дентонов.

— Какие еще часики?

— А вот эти! — И Уиллс жестом фокусника достал сверточек, развернул папиросную бумагу и показал мне дамские часики толщиной в спичку. — Мы нашли их нынче утром в комнате Эллы Баркер. Миссис Дентон их опознала.

Я ощутил пустоту у себя за спиной, точно камера с Эллой лифтом ухнула вниз, и тут понял, как много поставил на эту девушку. Возможно, я ошибся, поверив в ее невиновность. Возможно, ее безучастность была просто угрюмой настороженностью, ее страх — естественным страхом перед тем, что ее ожидало.

— Я хочу всего лишь спросить ее, как они к ней попали, — сказал Уиллс. — Против этого вы возражать не станете?

— Спрошу у нее я.

Но прежде чем мы успели вызвать надзирательницу, снизу кто-то крикнул:

— Лейтенант! Вы там? Уиллс нагнулся через перила:

— Что там еще, Гранада?

— Происшествие на Пелли-стрит.

— Какое происшествие?

На дне лестничного колодца среди изогнутых теней возникло смуглое мрачное лицо сержанта Гранады.

— Кто-то попытался пристукнуть Гектора Бродмена.

2

Уиллс разрешил мне поехать с ними, и я устроился на заднем сиденье его черного «форда-меркюри». Гранада сел за руль и включил сирену. У нас за спиной контрапунктом подвывала еще одна сирена. Мы не успели вылезти из нашего «мер-кюри», как сзади затормозила машина «Скорой помощи». Лавка Бродмена — в центре трущобного района — была втиснута между мексиканской закусочной, специализирующейся на тамале[1], и захиревшей гостиницей. На витринном стекле было крупно выведено от руки: «Покупаем и продаем все, включая кухонные раковины. Скупка старого золота по самым высоким ценам». Внутри она смахивала на гнездо гигантской сороки, буквально утопая в пестрых обломках человеческих жизней. В глубине пыльного сумрака точно призрачное облачко маячил белый колпак. Унылый голос произнес из-под него: