Дело человеческое - [29]
— Мам, мне плохо.
Я спросонья даже не поняла, что случилось.
— Сынок, — говорю, — Я только что уснула. Ты, наверное, за день выспался, тебе скучно…
Он зажег свет, а у него изо рта фонтаном кровь. Кровотечения — это самое страшное осложнение в медицине.
Я метнулась к Олегу:
— Посмотри…
А вот в нем, видно, хирург никогда не засыпает… Я такую скорость не видела — с какой он вскочил, брата обнял — и почти на руках, волоком — снес его в машину. И отвез к себе в хирургию. У него же дома под рукой ничего не было.
Вернулся из отделения и сказал, что кровотечение почти сразу удалось остановить.
В последние годы близкие мне люди ушли.
Тетя Поля… Я уже говорила, какой она была для меня поддержкой. За два года до смерти она сломала ногу. Лежала… Я отработаю день, потом ночь отдежурю — и еще день работы — только тогда прибегу домой. И сразу становлюсь ее купать. Клеенку подстелю, чтобы не намочить матрас, налью в таз воды, добавлю туда «белизны»…
И постельное белье у меня было белоснежным — я его кипятила.
Сейчас я мысленно прошу прощения у тети, что работа моя врачебная не позволяла уделять ей достаточно времени. Пересплю дома — и опять меня нет.
А тут Олег приехал из Самары за книжкой. Взял тетю на руки, отнес в ванную, выкупал, как следует. Одел на нее мой байковый халат, уложил поудобнее, в ту позу, как она попросила — и уехал последним автобусом.
В тот день я задержалась и пришла поздно. Уже на пороге слышу — тетя Поля кричит, просит ее перевернуть. Скорее поворачиваю — как могу — рывками, а она жалуется:
— Болит за грудиной…
У нее случился обширный инфаркт.
Олег приехал хоронить, привез огромный букет белых цветов. Он всегда покупает огромные букеты, их в ведро ставить, а не в вазу.
И я попросила женщину, свою бывшую пациентку, которая в тот момент была у нас дома.
— Дарья Васильевна, возьмите в ванной ведерко, поставьте цветы.
А она перепутала, и взяла тазик, из которого я мыла тетю Полю. Он мелкий, и она обрезала каллы, оставила одни головки — они там плавали…
Я так расстроилась, мне было так жалко сына… И денег как всегда — в обрез.
А Виктор Михайлович умер от тромбоэмолии…
Олег
— Лидия Николаевна, я читала, что проходит несколько лет после того, как врач уходит на пенсию, и бывшие пациенты его забывают. Разве это правда?
— Знаю, что помнят наставников — я восемь лет преподавала в медучилище. Ученики вспоминают до сих пор. А когда Олегу вручали премию «Признание» — зал в едином порыве встал, и мэр сказал: «Никогда еще не видел, чтобы так чествовали врача. Это говорит о многом».
Нам тогда подарили два огромных букета: мне — алые розы, а Олегу — белые. Это больные, которые у него лечились, собрали деньги, больнице недоступно — купить столько роз.
Олег с детства хотел стать врачом.
Помню кошку, это был кошачий подросток… Олег принес ее домой. Страшное существо, шерсть вылезла, шея складками.
Сын постелил ей в ванной:
— Мам, ее нужно лечить, — говорит, — Кто ж такую возьмет?
Повез он кошку в местную ветлечебницу. В ведро посадил, и фанеркой прикрыл, чтобы кондуктор из автобуса не выгнала. А там отказались даже осмотреть животное:
— Мы кошек не лечим, вам надо ехать в Тольятти…
В Тольятти спрашивают:
— Это ваша животинка? Нет… Ну и выкиньте, на улице таких тьма бегает.
Сын чуть не плакал:
— Мам, как же так можно? Они же врачи…
Он все это прочувствовал, это равнодушие — чтобы самому не быть таким.
Я дала кошечке щец на пробу, колбаски кусочек — а она не ест. Бросается на кусок, фырчит. Видно, что голодная, а проглотить не может — значит, у нее патология в горле.
Я принесла инструменты. Открыли мы с сыном ей рот, глянули, а там кость поперек глотки стоит, и за этим местом абсцесс образовался.
— Олег, будем вскрывать.
Сделали пункцию — и столько гноя вышло… Кошка сразу кушать начала.
Витамины мы ей прокололи — полный курс лечения, как человеку. И что вы думаете? Обросла шея. Олег искупал кошонку с шампунем. Пушистенькая стала, хорошая.
Она у нас жила месяца два или три, пока не сбежала.
Не так давно сын выходил ворону. У нее было что-то с крылом. Куда Олег только ни ходил — ее не принимали. А она росла, нужно было учиться летать. И Олегу дали адрес приюта для зверья. Я собрала ему в дорогу мешочки со старой крупой. Он не хотел брать, стеснялся предлагать такое. Но когда он сказал бабушке, которой привез птицу, об этой крупе — она так обрадовалась! Она же этих питомцев содержала на свою пенсию — никто не помогал. И сколько там птичек было — и с подбитыми ногами, и со сломанными крыльями… Жили, выздоравливали…
Каждый день, когда Олег приходит с работы, он спускается в подвал кормить кошек. Порою, в два часа ночи. Я заранее все сварю… Никому об этом не говорю, потому что доброта нынче вызывает смех. Жалеешь животных, а в глазах других выглядишь дурой.
И есть там больной кот. Их семейство травили… И мать его умерла, и сестренки, а он сжег себе горло, но выжил. Он не может кричать, все коты его бьют, а он только так — хххх… хххх… Бывает, по два-три месяца его нет, потом появляется. Идет, хрипит мне — дает знать, что это он.
Я начинаю с ним говорить, а он так рад этому, у него глаза веселые делаются…
Неправда, что серьёзные проблемы могут решить только взрослые. Главное – не быть равнодушным, и тогда многое можно изменить в жизни. Дать шанс на спасение больному товарищу, приют бездомному псу… Слушай свой внутренний голос, и он подскажет тебе верную дорогу. Поможет выбрать любимое дело, разобраться, кто твой настоящий друг, кто нет. Слушай и поступай по совести. И да будут с тобой юность и любовь.Для среднего и старшего школьного возраста.
Просто жить, ждать и надеяться — иногда труднее всего. Кажется, что может быть безнадежнее жизни в инвалидном кресле? Однако если не замыкаться в себе, не уходить от мира людей, рано или поздно появляется мечта, которая обязательно поможет…
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.