Дело Бенсона - [35]

– Видел пистолет? – удивленно переспросил капитан Ликок.

– Да, он видел пистолет и признал, что он был армейского образца. Майор Бенсон тоже видел, как вы сделали движение, чтобы достать пистолет.

Ликок глубоко вздохнул и облизнул губы.

– Уверяю вас, сэр, у меня не было пистолета. Я потерял его во Франции.

– Может быть, вы не потеряли его, капитан, а? Может быть, одолжили его кому-нибудь?

– Я не делал этого, сэр!

– Вчера вы были с визитом на Риверсайд-Драйв… Возможно, вы взяли его с собой.

Ванс слушал их разговор внимательно.

– Чертовски умно, – прошептал он мне на ухо.

Капитан был бледен и избегал встречаться взглядом с Маркхэмом.

– У меня его с собой не было, и я его никому не одалживал. Маркхэм наклонился вперед.

– Но, может быть, вы одолжили его до утра? – предположил он.

– До утра? – Ликок задумался. – Нет, я никогда не одалживал его… – начал он, но неожиданно замолчал и покраснел. Потом торопливо добавил: – Как можно одалживать оружие, сэр? Я же вам сказал, что потерял его.

– Хватит об этом, – прервал его Маркхэм. – Значит, пистолет у вас есть? И он все еще у вас?

Ликок открыл было рот, во тут же плотно сжал губы. Маркхэм откинулся на спинку кресла.

– Вы, конечно, осведомлены, капитан, что мистер Бенсон досаждал мисс Сент-Клер своим вниманием?

При упоминании имени девушки капитан вздрогнул и покраснел.

– Предлагаю оставить мисс Сент-Клер в покое, – процедил он сквозь зубы, пристально гляди на Маркхэма.

– К сожалению, мы этого не можем сделать, – сказал Маркхэм, с сочувствием. – Слишком много фактов связывает ее с этим делом. Например, на утро после убийства мы нашли ее сумочку в гостиной Бенсона.

– Это ложь, сэр.

Маркхэм игнорировал оскорбление.

– Мисс Сент-Клер сама признала это обстоятельство. Не поймите этот факт неправильно. Я не утверждаю, что мисс Сент-Клер имеет отношение к этому. Пока я только пытаюсь пролить свет на вашу собственную причастность к этому делу.

Вид капитана показывал, что он сомневается в словах Маркхэма.

– Мне больше нечего сообщить вам, сэр, – наконец сказал он.

– Вы, конечно, знаете, что мисс Сент-Клер обедала с Бенсоном в «Марселе» в ночь убийства?

– Ну и что?

– И вы, конечно, знаете, что «Марсель» они покинули примерно в полночь, а домой мисс Сент-Клер явилась в начале второго ночи?

Глаза капитана как-то странно блеснули. Вены на его шее вздулись, и он тяжело вздохнул. Но он продолжал молчать и не смотрел на прокурора.

– Вы, конечно, знаете, – продолжал Маркхэм монотонным голосом, – что Бенсон убит около половины первого ночи?

Капитан продолжал молчать.

– Вы ничего не хотите сказать мне, капитан? Вы ничего не хотите объяснить?

Капитан Ликок молчал. Маркхэм встал.

– В таком случае будем считать разговор законченным.

Когда капитан Ликок ушел, Маркхэм позвонил одному из клерков.

– Скажите Бену, чтобы он послал кого-нибудь проследить за этим человеком. Я хочу знать, куда он пойдет и чем будет заниматься. Ответ я буду ждать вечером в Стюйвезант-клубе.

Когда мы остались одни, Ванс насмешливо обратился к Маркхэму:

– Изобретательно н ловко… Но знаете ли, ваши вопросы о леди имели дурную форму.

– Несомненно, – согласился Маркхэм. – Но это ясно лишь теперь, когда мы остались ни с чем. Ликок не производит впечатления неуязвимой личности.

– Правда? А в чем вы видите его уязвимость?

– Вы же видели, как он побледнел, когда я спросил его об оружии. У него сдали нервы. . Он явно испугался.

Ванс вздохнул.

– Какие у вас странные представления, Маркхэм! Неужели вам не понятно, что невиновный человек, которого заподозрили в преступлении, нервничает больше, чем виновный, который заранее ко всему приготовился? И почему вы, юристы, склонны рассматривать человеческое волнение как признак вины? «Моя сила это сила десятерых, потому что мое сердце чисто», – это хорошо для любовных шуток учеников воскресной школы. Положите руку на плечо любого невиновного человека и скажите ему: «Вы арестованы» – и вы увидите, как дрогнут его ноздри, как покроется холодным потом лоб, как изменится его дыхание и он начнет дрожать. Если он истерик или у него сердечная недостаточность, он может даже упасть в обморок. А виновный удивленно поднимет брови и скажет: «Вы не можете говорить это всерьез. Возьмите сигарету».

– Закоренелый преступник может повести себя так, как вы говорите, но честный человек, который невиновен, не развалится от того, что его обвиняют.

Ванс безнадежно покачал головой.

– Мой дорогой друг, Крайл и Воронов жили напротив, если послушать вас. Признаки страха – это следствие деятельности системы внутренней секреции и ничего больше. Доказано, что многое зависит от работы надпочечников. Человек, обвиненный в преступлении или увидевший окровавленное оружие, которым оно было совершено, будет или безмятежно улыбаться, или кричать, или закатит истерику, или упадет в обморок, или проявит равнодушие – это будет зависеть от его гормонов, а не от его вины. Ваша теория была бы верна, если бы у всех людей одинаково работали железы внутренней секреции. Но все люди разные… Вы же не посылаете человека на электрический стул только потому, что у него плохо работает щитовидная железа.