Дело Бенсона - [26]

Ванс направился к двери и ошеломленному Маркхэму пришлось последовать за ним.

– Но вы же знаете, что тело увезли, – вяло протестовал он, – я, кроме того, в доме уже, несомненно, навели порядок.

– И славу Богу за это, – пробормотал Ванс. – Я не особенно люблю трупы, а беспорядок меня чертовски раздражает.

Когда мы вышли на Мэдисон-авеню, Ванс остановил такси, и мы втроем сели в машину.

– Но это же все чепуха, – возмущенно запротестовал вдруг Маркхэм. – Неужели вы рассчитываете найти сейчас какие-либо ключи к разгадке? До там уже все уничтожено!

– Увы, милый Маркхэм, – насмешливо сказал Ванс. – Вы прискорбно мало осведомлены в теории философии! Если бы что-нибудь, пусть бесконечно малое, могло быть действительно уничтожено, то вселенная, знаете ли, прекратила бы свое существование – космическая проблема была бы решена, а Создатель мог бы написать на небесном своде большими буквами: ЧТО И ТРЕБОВАЛОСЬ ДОКАЗАТЬ. Наш единственный шанс разобраться в иллюзии, которую мы называем жизнью , основан на том факте, что сознание похоже на десятичную дробь. Вы, как ребенок, пытаетесь на чистом листе разделить единицу на тройку и получить законченное десятичное число, но у вас беспрестанно растут в ответ тройки. Видите ли, Маркхэм, иногда надо уметь остановиться на простой дроби. Если вы сумеете правильно получить одну треть вместо десяти тысяч троек после запятой в десятичной дроби, тогда вы и проблему решите. Мы только потому и не можем ничего стереть или уничтожить, что продатжаем существовать.

Ванс щелкнул пальцами, как бы ставя точку, и уставился в окно. Маркхэм откинулся на спинку сиденья и задумчиво сосал сигару. Я видел, что он раздражен и зол на себя за то, что так необдуманно бросил Вансу вызов. Но теперь уже было поздно. Впоследствии он сказал мне, что был убежден, что все это выльется в смешную шутку.

Глава 9. Рост (Суббота, 15 июня, 5 часов дня)

Когда мы прибыли к дому Бенсона, дежурный полицейский, стоящий у ворот, вытянулся и отдал честь. Он с надеждой оглядел Ванса и меня, несомненно, решив, что мы два подозреваемых в убийстве и окружной прокурор хочет допросить нас на месте преступления. К нам подошел один из детективов, который принимал участие в расследовании.

Маркхэм поздоровался с ним кивком головы.

– Все в порядке? – спросил Маркхэм.

– Конечно, – добродушно отозвался тот. – Старуха мягка, как кошка, и хорошо готовит.

– Мы хотим остаться одни, Сниффин, – сказал Маркхэм, когда мы вошли в гостиную.

– Имя гастронома Сниткин, а не Сниффин, – поправил Ванс, когда за детективом закрылась дверь.

– Ну и память! – пробормотал удивленный Маркхэм.

– Это мой недостаток, – отозвался Ванс. – А вы, очевидно, из тех редких людей, которые отлично помнят лица, но тут же забывают имена, не так ли?

Но Маркхэм не был в настроении спорить.

– Ну ладно, сюда-то вы меня привезли, но что собираетесь здесь делать? – Маркхэм помахал рукой вокруг себя и с пренебрежительным видом уселся в кресло.

Гостиная выглядела точно так же, как при первом нашем посещении, только сейчас она была аккуратно прибрана. Освещение комнаты было слабее и обильные тени делали ее мрачной. В лучах солнца украшения на мебели ослепительно сверкали.

Ванс посмотрел на Маркхэма и пожал плечами.

– Я наполовину склонен вернуться обратно, – сказал он. – Ясно, что это дело совершено прн смягчающих обстоятельствах декоратором, обставившим эту комнату.

– Мой дорогой эстет, – нетерпеливо прервал его Маркхэм, – будьте добры, оставьте ваши художественные высказывания и решайте свою проблему… Конечно, – прибавил он со злобной улыбкой, – если вас пугает результат, то еще не поздно отказаться и тем самым сохранить в девственной чистоте ваши очаровательные теории.

– И позволить вам посадить на электрический стул несчастную девушку! – воскликнул Ванс с притворным негодованием. – La politesse[31] запрещает мне отступать. Я, конечно, не прекрасный принц из сказки, но все же иногда надо быть рыцарем по отношению к женщине.

Маркхэм с бешенством посмотрел на Ванса.

– После всего этого я начинаю думать, что в вашей теории есть рациональное зерно, и начинаю верить, что у каждого человека есть мотив для убийства другого человека.

– Вот видите, – весело сказал Ванс, – и вы начинаете думать так же, как и я… Вы не возражаете, если я пошлю Сииткина с поручением?

Маркхэм вздохнул и пожал плечами.

– Я буду курить во время вашей буффонады и не стану мешать, делайте что хотите.

Ванс подошел к двери и позвал Сииткина.

– Будьте добры, поднимитесь к миссис Платц и одолжите у нее измерительную ленту или рулетку и моток веревки… Это нужно окружному прокурору. – И он бросил на Маркхэма льстивый взгляд.

– Могу я надеяться, что вы не собираетесь повеситься здесь? – осведомился Маркхэм.

Ванс с упреком посмотрел на него.

– Позвольте мне, – мягко сказал он, – предложить вашему вниманию несколько строк из «Отелло»:

«Бедняги! У них не хватило терпения!

Разве эту рану нельзя было залечить

постепенно?»

Или я приведу вам слова Лонгфелло: «Он добился бы многого, если бы умел ждать». Мильтон сказал еще лучше в своей поэме. Но лучше всего сказано у Сервантеса: «Терпите и тасуйте карты…» Выслушайте совет, Маркхэм, он не хуже других советов. Терпение – это последнее пристанище, умение приспособиться, когда ничего другого не остается. Оно, как добродетель, хотя я лично, как правило, считаю добродетель бесполезной. О терпении сказано много. Говорим о терпении рабов и терпении суверенов, о терпении больных и терпении влюбленных. Руссо писал: «La patience est amere, mail son fruit est doux»