кто-то смеялся. Какая-то веселая компания устроила пикник. Большая часть пруда высохла, и там играли в футбол. По таинственной витой лестнице мы начали подниматься к куполу башни. Кое-где по стенам текла вода. На одном из поворотов лестницы нам встретились две женщины. Это место было настолько узкое, что разойтись не было никакой возможности. Или мы должны были пятиться назад, или они. Что же делать? Оставался единственный выход: мы легли, а они прошли через нас, как по мостику. Поднимаясь выше, мы услышали веселый девичий смех, а затем увидели, как в таком же узком месте двое юношей загородили дорогу двум девушкам. Какая прекрасная любовь! Мы подумали, что юноши сейчас сделают то же самое, что сделали мы. Но вдруг девушки повернулись и побежали наверх, а юноши последовали за ними.
Ну вот мы и поднялись на самый верх. Внизу ребятишки играли в футбол, а веселая компания, что встретилась нам, побежала искать другую витую лестницу.
Прекрасное зрелище представляет собой Кутуб Минар. Его построил Кутуб-уд-дин Айбек. Таково было желание покойного императора – построить здесь великолепную мечеть с четырьмя башнями. Местные жители часто устраивают здесь пикники.
Надо сказать, что у нас считается предосудительным ходить в обнимку мужчинам с женщинами, но на лестницах Кутуб Минара такую картину вы можете наблюдать каждый день. Всю ночь в саду около Кутуб Минара гуляют парочки и восторгаются изумительным творением древних архитекторов.
– Какая высокая, какая прекрасная башня! Какая тончайшая роспись! – Так незаметно наступает утро. Делийцы действительно очень любят своих предков так же, как лахорцы свои грязные улицы.
Вечером базары и даже грязные улицы Лахора сверкают множеством огней. А Дели… Магазины на Коннот Плейс[9] закрывают в половине девятого. После девяти часов на Чандни Чаук[10] появляются ночные сторожа и раздается лай собак. В этот час улицы безлюдны. Весь город спит. Много раз в это время мне приходилось ходить по улицам, и всякий раз я думал, куда идут люди: в кино, в театр или просто прогуляться по базару Виран. Ведь если даже будешь искать, то и тогда не найдешь ни танцплощадки, ни ресторана, ни кафе. Господи, почему люди так любят стены своих старых домов?
Теперь я понял, что ошибался. Когда жизнь на делийских улицах и базарах замирает, то начинают оживать гробницы и их блеск не уступает красоте лахорского базара Анар Кали или калькуттского Нью-Маркит. Куда бы вы ни пошли ночью, везде вы увидите опустевшие мертвые улицы, переулки и базары, но у Кутуб Минара веселье только начинается, в Хауз Хаусе раздается звонкий смех, в развалинах дворца Фируз Шаха пируют теплые компании, в гробнице Хамаюна веселье в полном разгаре, а там, где лежит прах предка Тимуров наваба Джаман Шаха, расположилась группа студенток. Слышится пение мисс Азры Джан. А вот чамар из Кароль-бага прогуливается с чужой женой. Какие-то подозрительные юноши смотрят по сторонам голодным взглядом.
Гробница Хамаюна удивительно тихое место. Направляясь сюда, люди берут с собой бетель, кальяны, коврики и даже шелковую постель и газовые лампы.
– Отстань, дурак! – вдруг услышали мы слова, сказанные одной из студенток своему дружку, который, улыбаясь, пытался обнять ее и поцеловать.
– Вот на этих самых ступеньках Хамаюн когда-то потерял власть. Здесь же он и вернул ее.
– Да отстань же ты!
– А наваб Джаман Шах говорил здесь своей возлюбленной, что ему не нравятся ни кино, ни театры.
– Да, мы действительно не любим всего этого.
– В этом я с тобой согласна…
– Индийцы – самый религиозный народ. Они могут отдать жизнь за религию, могут и убить за нее. Они благородны. Они не любят кино, театр и танцплощадки, они только умеют почитать своих предков и целые ночи проводить в молитвах. Кутуб-уд-дин Айбек мечтал построить еще четыре таких же башни – четыре места для любовных встреч. А что говорится в письменах времен Ашоки? – «Живи честно».
– Отстанешь ты, наконец, или нет!
После описанных здесь событий прошло много времени. Как-то на Чандни Чаук происходил митинг. Выступавший оратор говорил:
– Индусы и мусульмане – братья! Между нами не должно быть расовой дискриминации. Все мы жители одной страны, простирающейся от Пенджаба до мыса Каморин. Мы одной нации, у нас один язык, мы все индийцы…
Я подумал тогда, что все мы действительно индийцы, но, несмотря на это, многие продавали свою родину арийцам, римлянам, арабам, туркам, англичанам. А теперь некоторые хотят продать ее западным империалистам и японцам…[11]
Лжецы, обманщики!
Поэтому лучше возьмем с собой барабан, таша и нафери[12] и пойдем к гробнице Хамаюна.
