Деление на Ноль - [38]

С трудом я удержался, чтобы не сверкнуть перед сторожем особым пропуском Зеленского (далее – «волшебная бумажка»): не стоит баламутить посторонних, лучше заплатить. И так уже сэкономил.

Почему-то я немного волновался. Даже пришлось хлебнуть из своей заветной фляги.

Закурив сигарету и надвинув шляпу на глаза, я, сунув руки в карманы плаща, пошел бродить вокруг отеля: появиться там я должен через сорок минут.

Я слился с потоком людей, здесь, почти в самом центре, было довольно-таки оживленно: под трехъярусной развязкой построили небольшой микрорайон, который так и носил непритязательное название «Мосты». Простирался он отсюда до самой Монтгомери-стрит, продолжаясь от отеля под Девятой, которая именно здесь идет по подвесной эстакаде, а Монтгомери там втыкается в четырехъярусную развязку.

Сначала мосты использовали как крышу, строя стены с боков. По первости – это были мастерские и автомойки. Потом небольшие магазинчики и закусочные, а за ними уже и маленькие хижины тех, кто тут работал. И если еще до войны это место больше напоминало уркардский базар, то сейчас тут были уже вполне себе аккуратные беленые и оштукатуренные домики, узкий лабиринт торговых рядов, который заменял переулки и улицы, даже неоновых вывесок здесь было немало.

Вот по этим-то переулкам я и собирался несколько раз обойти «Ироп», так как уж где-где, а в этом месте я ориентировался очень неплохо, да и предполагаемый противник засядет непременно тут. Ну, это как жаба почует сырость болота.

Поначалу я слился с ритмом движения людского потока. Голову чуть опустил вниз, но старался ею не вертеть – я быстро стрелял глазами по сторонам, периодически глядя на часы или утирая платком нос. Плечи мои были ссутулены, как у обывателя, крайне обремененного бытовыми заботами. Иногда я провожал похотливым взглядом проходящих мимо расфуфыренных красоток, что давало мне отличный шанс обернуться назад, не вызывая постороннего внимания. На свой хронометр я тоже смотрел не просто так: при желании на него можно было привинтить его же родную позолоченную крышку для защиты стекла. Огромного труда мне стоило выклянчить у Алисы старую, использованную дамскую пудреницу: не то чтоб мисс Линсдэйл была скрягой, просто она встала в позу, заявив, что пока я, молодой и здоровый мужчина явно гетеросексуальных взглядов, не объясню ей, для чего мне понадобился дамский аксессуар, она ничего мне не отдаст. А я не хотел покупать такой же новый в магазине и тоже уперся, сказав, что ей достаточно знать, что это для важного дела.

В общем, два дня не разговаривали… Потом я подумал – а что, собственно, тут такого секретного? И все ей объяснил, чем заинтриговал еще сильнее, и она долго уговаривала меня научить ее основным приемам слежки, или как я ей сдуру красиво сказал: «наружного наблюдения». Да и, в общем, слово «уговаривала» тут тоже не очень подходит… Короче, как клещ вцепилась, мотивируя это тем, что она должна профессионально расти и хотя бы на простом уровне представлять себе мою же оперативную работу! Вот это меня в ней и притягивало, и отталкивало – она вроде бы проявляла всегда ко мне живейший интерес, а потом словно окатывала ледяной водой, заявляя, что нельзя смешивать работу и личные отношения. Может, ей нравлюсь не я, а моя работа? Ну тут уж дудки: свой вирус я ни с кем делить не стану! Я же гуманист! И даже эта прекраснейшая ночь настоящей и долгожданной для меня любви не гарантировала продолжение отношений в новом формате… Ладно, со временем я начну ее понимать и чувствовать почти как самого себя – будем работать над их улучшением.

Совсем забыл, с чего начал! Так вот, значит, получив пудреницу, я отковырял от нее зеркальце и, потратив почти пять синеньких на хорошего мастера-стеклореза, который подогнал мне это зеркало прямехонько под крышку моего «Радо». И открывая в толпе крышку часов, я тоже мог наблюдать за обстановкой за своей спиной.

Все это я, собственно проделывал просто на всякий пожарный, так как если верить простой формальной логике, в данном случае ошибиться просто. Ощущение чужого взгляда исчезло. Вот смотрите. В очень редких случаях человек ищет за собой хвост просто из любви к искусству. Наличие хвоста должно возникать из логических посылов. Я затеял самостоятельную игру, хоть и под прикрытием старшего комиссара. Об этом знают шестеро. Предположительно, но маловероятно, что информацию мог бы слить Ганс Хофер. Еще менее вероятно, что это мог бы быть Хуарес, точнее, Папа. Хотя Хуарес может и сам вести свою игру за место среди доверенных лиц Зеро. Но, повторюсь – отрицать это нельзя, а вероятность мала. Последний, но самый маловероятный фигурант – Миллер. Но ключевое слово «последний». Еще информация могла просочиться из прослушки телефона. Кто мог ее организовать? В первую очередь – полицейское управление (либо от Зеленского, либо по сигналу Ганса), да и мало ли кто, кроме Миллера, там был прикормлен? В любом случае это не игрок, а шестерка.

Второе – это правительство, а значит, жандармерия – ОРЖ. Но тут есть варианты: либо хвост будет от Юна, то есть больше не хвост, а прикрытие. Оппоненты Юна также могут – но это вряд ли, так как Юн меня прикрывал изначально, наверняка сделал кучу отвлекающих действий. Даже если сама «дура Лив», как говорил Генрих, прямо позвонила кому-то в ОРЖ и засветила мое участие в заварушке, бюрократическая машина так быстро не провернется. И это при условии, что Лив точно знала, что я жив и здоров после ее выстрела. Все же интересно – а вдруг на рынке мне не показалось?