Деление на Ноль - [161]

Как я понял, она имела ввиду обещание Парвиза выдать мне вечное тело: подслушивала!

– Если люди перестанут умирать, – ответил я, – они и жизнь ценить перестанут.

– Интересная формулировка мысли, – задумчиво произнесла черная дыра на линзе, – я обдумаю ее.

– Только не очень долго, великая богиня Равновесия, – улыбнулся я.

– Постараюсь, – мне показалось по интонации, что она улыбнулась, – а пока я восстановлю подачу энергии на башне, а перед этим выжгу всю артефактную дребедень, которую натащил сюда мой братец. Жалко, конечно, много тут ценного, но если это попадет в руки к вашим правителям, будет еще хуже.

– Абсолютно согласен с мудростью Великой, – ответил я искренне.

– Ох, Моррисон! – Богиня позволила себе хихикнуть. – Не льсти мне – ты же атеист!

– Кажется, мне придется пересмотреть мое мировоззрение. – Я снова улыбнулся.

– Прощай, человек, – сказала она, – точнее, до новой встречи…

– До свидания! – сказал я.

Внезапно рядом со мной послышался скрип и лязг: железный болван, который так и сидел за столом, пришел в движение. Он дернулся, выгнулся, словно бы у него начались спазмы.

Я даже немного струхнул и встал из-за стола, с трудом опираясь о столешницу.

Неожиданно из робота посыпались искры и повалил дым. С лязгом упав на пол, он несколько раз дернулся и затих.

И вот в кромешной темноте начали сами собой вспыхивать различные предметы, озаряя на несколько секунд все вокруг бледными отсветами. Раздавался электрический треск, хлопки, летели искры и пахло паленым… чем-то паленым, но каким-то неприятно химическим, что ли… последней вспыхнула «камера» «угленя»… И наконец, под потолком вспыхнул свет…

Вместо сцены был грубо сколоченный из пластиковых ящиков подиум. Стол был круглый, но с обшарпанной поверхностью, без всякого колеса, разбитого на секторы. Возвышались стойки с горелой аппаратурой и десятки треснувших визоров, линза на потолке закрылась.

– Эй, Хранитель, ты тут? – произнес я в тишине голосом умирающего.

Но тишина продолжала обволакивать меня.

– Да и Хиус тебе в глотку, – проворчал я, – резервное питание это тебе не выпендреж! Это, знаешь ли…

Я не нашелся, что сказать: мой голос жутковато звучал в звенящей прогорклой тишине.

Коробка с Алисой стояла на двух металлических табуретах, и никакого конфетти на полу: все обман – иллюзия.

Пилы на коробке тоже не было.

Я, шатаясь, подошел к коробке, потянул за крышку, которая легко поддалась. Сердце мое гулко стучало в ушах.

Возможно, Парвиз мог убить Алису, но теперь его арты перестали действовать, и «Барбакан» снова стал обычным объектом, памятником глубокой древности…

Я открыл крышку и увидел Алису – она лежала, как в футляре, обитом бархатом, словно в гробу, и на лице ее не было ни кровинки…

Но это не была трупная сине-серая бледность покойника, у которого начался процесс свертывания крови в сосудах. Это было глубокое бессознательное состояние.

Великий Зодиак – какая же она красивая… моя Алиса.

Я встал на колено и, наклонившись, приложил ухо к ее груди. Грудь была прохладной, но я уловил тихий, немного замедленный пульс! Хвала Богам! Да – живая…

Запах ее ландышевых духов был едва уловим, но я вдохнул полной грудью, а потом легонько прикоснулся губами к ее губам, но чуда не произошло: это только в сказках поцелуй принца может разбудить спящую принцессу… да и мы с Алисой не какие-нибудь там феодалы…

Я улыбнулся и снова посмотрел на нее, когда вдруг в глубине огромного зала раздался негромкий металлический лязг и послышались голоса.

Я обернулся и увидел, как из нескольких дверей лифта высыпают люди в черных комбезах с карабинами на изготовку. Это были жандармские «сталкер-команд» СВР (спецотряд внешней разведки).

Возглавлял эту дружественную делегацию невысокий человек с желтоватой кожей и широкими скулами.

Я помахал им рукой.

– Так, медика ему срочно! – крикнул Юн. – Как ты, Моррисон? Ты весь в крови!

– Жить буду! – ответил я страдальческим голосом и опять улыбнулся…

Эпилог

На темно-синем небе сияло оранжевое солнце, медленно опускаясь к горизонту, туда, в Вечную Зиму. Два рыжих «близнеца» дрожали в мареве на кристально-прозрачной толще Купола.

Горьковатый запах моря щекотал ноздри, а свежий морской ветер слегка обжигал порывами кожу, услаждая мой слух ленивым расслабляющим шелестом пенистых волн, накатывающих на мелкую гальку.

Хлопал, словно флаг на ветру, парусиновый навес, разгоняя дым от моей сигареты и заодно от жаровни в основном в мою физиономию, отчего приходилось щуриться, а иногда и смахивать скупую мужскую слезу.

Куртка была хоть и кожаная, но на медвежьем меху: это мне Юн подогнал.

Вообще мой чанайский однокашник впервые за долгое время хлопотал вокруг меня, как наседка над кладкой. Не могу сказать, что меня это особенно радовало, и готов поставить гнутый медный сантим против сокровищ «Нексус Гарден», что и Юн в глубине души тоже не был искренен на все сто процентов. Тут дело было не столько в братской любви и заботе, сколько в чувстве благодарности и облегчении, слегка приправленных для остроты чувством вины. Потому я принимал все это как должное и с достоинством, пусть и не ощущая удовольствия от самого процесса.