Делай со мной что захочешь - [8]

— Что? Ты не знаешь? Она готовит тебе завтрак или нет?

— Нет.

— Что же ты тогда, лапочка, ешь? То есть я хочу сказать, что ты ела?

— Я не знаю… Что-нибудь с молоком… Я ведь и сама могу себе приготовить — взять «Шугарстикс» и…

— Значит, просто холодное молоко с какой-нибудь смесью? Ничего горячего?

Элина молчала.

— А ты рада, что едешь с твоим папой? В новый дом? — весело спросил Лео. Он взглянул на дочь и увидел, что она с полуулыбкой смотрит в его сторону, хотя ее голубые, слегка затуманенные глазки, казалось, были устремлены на что-то невидимое. В нем снова шевельнулось давнее чувство изумления — изумления оттого, что он — отец, что он так безнадежно связан с этим ребенком, так безнадежно влюблен в свою доченьку… Он ведь и мать ее тоже любил, любил безнадежной несчастной любовью. — Ты любишь своего папу, верно, Элина? — спросил он.

Должно быть, что-то в его голосе вывело ее из оцепенения. Она сразу сказала: — Да.

— Ну, а маму? Маму больше не любишь? Никогда не станешь больше любить маму?..

— Нет, — неуверенно ответила Элина.

При этом слове счастье подняло его как на крыльях, и он помчался на запад, на запад, в Огайо. Шоссе было превосходное — превосходное изобретение. Машина, которую он купил неделю назад, была мощная и не подведет его. Он хорошо разбирался в автомобилях, восторгался ими, верил в них. Автомобили, и шоссе, и карты, средства передвижения — эти не обманут, ошибки в них исключены: они ведь изобретены человеком. И оружие тоже изобретено человеком — для людей. Лео боялся оружия, однако же купил на всякий случай пистолет; он лежал в обычном бумажном пакете на полу машины у его ног — так, чтобы легко было достать. Но он вовсе не намеревался им пользоваться. Только в случае необходимости, говорил он себе.

В Питтсбурге, много лет назад, Ардис вывалила на стол содержимое своей сумочки. И сразу все предстало перед глазами: розовый пластиковый бумажник, золоченая пудреница, золоченая губная помада, гребенка, ключи, монеты и маленький черный револьвер.

Лео тогда воскликнул: «Это еще что такое?»

«Для защиты», — сказала Ардис.

«Сколько времени он у тебя?.. Давно ты его с собой таскаешь?»

Она посмеялась над волнением мужа и взяла пистолет, который сразу хорошо лег в ее тонкой руке. Она как бы взвесила его, дважды слегка опустив руку, — два еле заметных движения. Лео на всю жизнь запомнил этот жест.

«С пятнадцати лет», — сказала она;

«И ты когда-нибудь им пользовался?»

«Ты что — полицейский, с чего это ты меня так расспрашиваешь?» — засмеялась она.

У Ардис на любой вопрос был ответ — такая уж она была, Ардис.

Как только они переехали границу штата Индиана, Лео остановился заправиться. Элина спала. Он вышел из машины, чтобы размяться, велел служителю наполнить бак и немного пошутил с ним. Посреди разговора в пах вдруг снова стрельнуло. Очевидно, он сморщился, потому что служитель спросил: — Что-нибудь не так?.. — Но Лео энергично затряс головой — нет, нет. Кровь бросилась ему в лицо. Ему не стоялось на месте — он решил пройтись и на другой стороне шоссе заметил магазинчик «Пиво и вина Кэппи». Он крикнул служителю: — Я сбегаю на минутку через шоссе — последите за девочкой, ладно? Это моя дочь.

Он помчался через шоссе, не дожидаясь просветов в потоках транспорта. Водитель огромного грузовика с прицепом, доверху заполненным ящиками с живыми поросятами, заорал на него из окошка кабины. Лео и ухом не, повел. В магазинчике он купил кварту джина и прямо на крыльце открыл бутылку и глотнул. Помогло. Боль в глубине живота затихла, осталась лишь глухая пульсация — с этим он, пожалуй, справится.

Когда он вернулся к машине, служитель сказал ему: — Послушайте, мистер. Ваша девочка то ли плачет, то ли не знаю что…

— Ничего она не плачет, — оборвал его Лео.

Он заглянул в машину, чтобы проверить, как там дела, и увидел, что Элина сидит, подтянув колени к груди, уткнувшись в них личиком. Она казалась совсем маленькой.

— Элина, миленькая!.. — окликнул он ее.

Она повернулась к нему, и он с облегчением увидел, что она не плачет, хотя глазенки у нее и покраснели, а на лбу был словно бы синяк, какая-то странная оранжевато-малиновая полоса. Он просто представить себе не мог, откуда это взялось.

— Она вовсе не плакала, — сказал Лео служителю. Расплатившись с ним, он снова пригнулся к окошку и весело сказал: — Элина, лапочка, ты ведь не плакала, нет? Просто немного устала от езды. Элина, а не сходить ли тебе, лапочка, в туалет, пока мы тут? Потому что… — Она, видимо, не поняла. — В дамскую комнату, лапочка, пока мы на стоянке. Давай-ка, лапуля.

— Я боюсь, — сказала она.

— Что? Сходи, миленькая, а то ведь мы теперь долго не остановимся. И потом я уверен, что ты тоже проголодалась — надо нам с тобой раздобыть чего-нибудь поесть.

Служитель тем временем принялся протирать ветровое стекло — он быстро, кругами, водил грязной тряпкой по нему, и его стремительные движения, видимо, заинтересовали Элину. Она прищурилась, сузив глазки. У Лео мелькнула мысль, что она не поняла его.

— Переползи сюда, Элина, потому что с твоей стороны дверца не открывается… Видишь, лапочка, ручка снята — это чтобы дверца случайно не распахнулась. Да, лапочка, вот так, и сходи-ка в дамскую комнату, пока можно. Так надо, миленькая.