Делай, что хочешь - [8]
– В таком случае неделю отсчитываем с завтрашнего дня, – усмехнулся он и убрался наконец.
Но возник как из-под земли с вопросом «куда это ты?», когда на следующий день я поздним утром спускался по лестнице, чтобы ехать к Марте.
– По-моему, это и так ясно, – сухо ответил я, не собираясь останавливаться.
– Если к сестрам, то их дома нет. У нас на границе красавицы в это время работают. Или они тебя на завод звали? К вечеру поезжай, а сейчас давай-ка лучше партию в бильярд.
Воображением я уже приближался к их дому и видел у веранды пурпурно-розовые костры отчаянно цветущего шиповника, но когда увидел глазами, все равно оказалось рано. Мальчишка-работник повел мою лошадь. Герти, младшенькая, вышла на веранду все в том же белом платье, с озабоченным видом: «Ах, это вы».
Бессовестные глаза сами собой по привычке изобразили «ты прекрасна, дитя мое…», но я встряхнулся – мысленно, конечно – и взглянул на нее просто и дружески.
– Никого еще нет, – улыбнулась Герти. – Вы посидите, я вам вина принесу. А я пока позанимаюсь. Сестры вот-вот вернутся, обедать будем.
– Позанимаетесь – чем? – спросил я, когда она принесла узорный кувшин и керамический стакан.
– Приход-расход, я же счетовод, – срифмовала она, но не засмеялась. И преспокойно скрылась в доме. Оставить гостя одного – это, наверное, в нравах границы.
Она сосредоточенно считала на маленьких, с ладонь размером странных счетах вроде античного абака, внимательно записывая результаты в две толстые книги. На меня смотрели ее летящие брови и ресницы, похожие на крылья черной бабочки или на лепестки черного мака. Я удивился тому, что она сидит ко мне лицом и свет ей падает справа. Вот как, она левша… На подоконник тяжело вспрыгнул громадный кот, растекся рыжей шкурой по ту сторону решетки, уставившись на меня золотыми монетами. Глаза желтые, как у Юджины… Окна зарешеченные – граница…
Мне было лет пять-шесть, когда дядя привел меня в студию скульпторши, показавшейся мне страшной каменной старухой. Я жался к дяде, стараясь не смотреть на жуткие предметы, окружавшие толстую ведьму в сером балахоне, особенно на белый обрубок человека без головы и бурую ногу без человека. Крупная рука с толстыми пальцами отщипнула кусочек глины от влажного кома, пальцы пришли в движение, мне захотелось зажмуриться, но вдруг на широкой ладони появился крошечный улыбающийся щенок. В семейные анналы внесено, что я всплеснул руками, подпрыгнул, завизжал и прокричал в восторге: «Я понял! Ты не ведьма, ты мать-природа!» Альма Друд, став действительно старой и по-настоящему знаменитой, продолжала любить меня – наверное, за то, что никто больше не называл ее от всей души матерью-природой.
На пороге заветных дверей должен прозвучать отчаянный вопрос: «Ты меня любишь?» – и мой медленный, строгий, сомневающийся ответ: «Это зависит от тебя…».
Кот просунул сквозь решетку круглую башку, вихрем перелетел через перила и замелькал в траве рыжим сполохом.
– Это они, – сказала Герти, но я ничего не видел и не слышал и даже привстал.
– Точно, точно! – засмеялась она на мое движение. – Еще не так близко. Как-то он их нутром чует, мудрец хвостатый.
– Может быть, это ваш отец возвращается?
– Папка вряд ли сегодня вернется…
(Ах вот как, его не будет!)
– … да и сообщает о нем разбойник по-другому. Ясным человеческим языком орет: Старый Медведь едет!
– Совсем человеческим?
– Вот увидите. И услышите. – Она убрала книги в шкаф и появилась на веранде со стопкой толстых красных тарелок. Начались сердцестучательные, признаюсь, минуты. Герти накрывала на стол, не потрудившись расстелить скатерть, а я даже сквозь волнение удивился простоте и грубости их трапезы: хлеб, сыр, оливки, холодная пшенная каша. Это к такому обеду меня приглашают? Я даже вздрогнул от неловкости за их то ли бедность, то ли неумелость. Или на границе так принято?
Но тут показались всадницы. Кот выступал впереди, словно вел их на буксире.
– У нас гость! – крикнула Герти, хотя они и сами это видели. Подбежал мальчишка, они спешились и ушли с ним. Наконец появились снова. На обеих синие штаны, синяя рубашка, тяжелый пояс с кобурой, косы скручены на затылке.
Почему мать-природа так пристально потрудилась над одной из своих дочерей? Какой замысел она воплощала, когда грубой рукой выглаживала этот лоб и ясную линию шеи, выводила длинные черные брови и длинные серые глаза?
Вдруг меня укусила отвратительная мысль: а если Марте уже доложено о моих приключениях в небезызвестном пансионе? Я не только глазами, а всем нервным вниманием впился в ее прекрасное лицо: да или нет? Перевел дыхание: нет.
– Мы вас вчера ждали, – сказала Марта. – Устала, пить хочу. – Сняла пояс, повесила на перила.
Герти налила ей вина – о ужас, в чашку! – разбавила водой. Откуда здесь на границе средиземноморские привычки?
Кот растянулся на верхней ступеньке. Юджина присела на корточки, достала гребешок, спрятанный где-то здесь же возле ступенек, и провела им по рыжей шкуре. Кот завибрировал, собрался в комок, поднялся на задние лапы, потянулся лбом за рукой с гребешком, зевнул, уперся ей лапами в плечо.
– Вот такой кот, вот такой рыжий разбойник, – вполне бессмысленно приговаривала Юджина. Я понял, что меня смущало: они вели себя так, будто меня здесь не было. Юджина закинула кота воротником на шею и ушла в дом вслед за Мартой. Появились они нескоро, раскрасневшиеся от холодной воды. Черные косы и рыжие косы, перекинутые на грудь, картинно спускались по белой холстинке открытого платья. Напоказ мне, хотелось бы думать. Мать-природа не слишком-то заботилась о старшей: ее худые мускулистые руки были остры, плечи прямы. А руки и плечи Марты, гибкие и сильные, пели лебедиными линиями.
Каким образом у детей позднесоветских поколений появлялось понимание, в каком мире они живут? Реальный мир и пропагандистское «инобытие» – как они соотносились в сознании ребенка? Как родители внушали детям, что говорить и думать опасно, что «от нас ничего не зависит»? Эти установки полностью противоречили объявленным целям коммунистического воспитания, но именно директивы конформизма и страха внушались и воспринимались с подавляющей эффективностью. Результаты мы видим и сегодня.
Не каждый правитель достоин того народа, которым правит. Да и не каждый народ заслуживает своего правителя. Можно ли преодолеть всенародную любовь к всенародному избраннику? Как выиграть войну? И что, чёрт возьми, делать с оппозицией? Это далеко не полный перечень вопросов, которые неизбежно возникают перед каждым демократическим диктатором любой страны вне зависимости от формы его правления.«Президентская азбука» – это ответ!Впервые в широком доступе настольная книга Пожизненных Президентов.
Кто бы мог подумать, что сова – это животное, которое можно завести дома! Удивительная история о пернатом друге, который поселился в обычной городской квартире, рядом с редактором книг о военной истории и изменил его жизнь навсегда. 15 лет невероятной дружбы и совместных приключений.Заметки автора из личного дневника о своей сове, которые переросли в целую книгу. Смешные моменты из жизни, интересные факты о совах и потрясающее повествование!
Это история любви рядового советского человека, имеющего, впрочем, совсем даже не рядовое начало биографии. Его отношение – правда, косвенное – к Нестору Махно и его сподвижнице Марии Никифоровой вносят определённую интригу, нет, скорее, изюминку в повествование. Первые две любви заканчиваются смертью избранниц Фёдора, третья кончается смертью самого героя. Вроде бы ничего интересного, житейская, бытовая коллизия, каких случается превеликое множество, но описанная история Бжостека наполнена той чистотой и благородством отношений мужчины и женщины, которые были свойственны предыдущим – не хочется говорить, советским или – на фоне сегодняшнего дня – поколениям людей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Иногда полет фантазий бывает горьким на вкус.Ей становится страшно. Что теперь делать? Внутри разгорается пугающее ощущение острой недостаточности, словно только что кто-то умер. Кто-то важный. Очень важный и близкий.Она встает. Подходит к зеркалу и смотрит на свое простое, бледное лицо. Она не видит в нем ни смелости, ни красоты, ни хитрости, ни мудрости. Обычные глаза, обычный мир в них.В голове все крутится один и тот же вопрос. Ну, почему все так, как есть? Почему нельзя закрыть глаза и оказаться там — в этом предмете.
Лишь спустя неделю от него приходит письмо, в котором кратко и поэтично парень меня бросает. Он ссылается на страх ответственности, на детскую глупость, на недостижимые мечты. Говорит словами родителей, разрывая мое сердце на тысячи, миллионы крошечных частей. Извиняется. Вновь и вновь. Просит прощения. Заявляет, что нашел себе другую, что собирается с ней уехать. Что, если бы я почувствовала то, что чувствует он, я бы его поняла. Что именно это и есть настоящая любовь. Что между нами была лишь привязанность и странная зависимость.