Делакруа - [14]

Осталось несколько холстов и рисунков, исполненных Эженом Делакруа в мастерской Герена. Краснощекие женщины с тяжеловатыми, немного оплывшими торсами, атлеты, упрямо наклонившие головы, прочно стоящие на мускулистых ногах — мощь пока опережала умение, но видно было, с какой стремительностью он преодолевает пороги, на которых другие бились годами.

Чтобы много создать, надо рано созреть. Выбрав дорогу, Эжен устремился по ней с решительностью, которая предполагала грандиозный запас энергии и энтузиазма.

Постоянной натурщицей в мастерской Герена была мадемуазель Роза, брюнетка с необычайно мускулистой спиной и мощными бедрами, которая время от времени «поглощала у него часть энергии», впрочем, не у него одного.

Когда он писал мадемуазель Розу, быстро, размашисто, становясь как будто все яростней с каждым ударом кисти, его осеняла тень Рубенса, он чувствовал себя титаном.

4

Лет с тринадцати Эжен был постоянно влюблен.

«Испытал ли ты когда-либо, дорогой друг, этот любовный жар, этот бред, охвативший и разум и чувство, наполнивший мою душу непостижимой смесью страдания и наслаждения! Только мне известно, какая гроза разражается в моей груди, чуть только мысль коснется той, которая мне так дорога. Говорить о морали, философии, спокойствии тому, чья душа охвачена страстью, все равно, что гасить горящее здание стаканом воды. Мягчительные, болеутоляющие, успокоительные — вся эта лавочка медицинских снадобий не годится для лечения сумасшедших...»

Особа, вдохновившая Эжена на столь блестящий пассаж, жила в одном из особняков квартала Сент-Оноре. Кульминация чувства совпала как раз с теми днями, когда в Париж вступили союзники. У богатых домов была расставлена стража, и Эжена едва не подстрелил часовой — австриец в белом мундире, — когда он прокрадывался, чтобы только взглянуть на окна, за которыми обитала прекрасная дама.

Его первой возлюбленной стала мисс Елизавета Сальтер, девятнадцатилетняя экономка мадам Вернинак, англичанка, ради которой он начал самым старательным образом изучать английский язык.

После смерти мадам Делакруа Эжен жил на Университетской улице вместе с четой Вернинак и племянником Шарлем. Самый веселый из всех романов Эжена продолжался два года под носом у Генриетты, что ее очень шокировало.

«...В девять часов я подал знак, в четыре прыжка был уже наверху, и обнаружил Элизу в десять раз более приветливой, чем обычно. Мой Бог! Никогда я не чувствовал сердце бьющимся с такой силой. Но... Почему я не мог написать тебе в ту же минуту, где моя горячность, мое негодование? Остановись, мгновение, остановись — как тебе описать его?! В момент, когда страсть поднимает голову и делает нас подобными полубогам, — стук в дверь!!. Какого дьявола, кто стучит в такой момент? Я приостановился, мы прислушались — мы слышали только наше прерывистое дыхание и тишину, как сказано поэтом. Снова стук. Засов — ты был отодвинут, и обескураженная красота покрылась краской. Это была моя сестра. Она совершила свой выход с видом столь холодным и важным, что мальчишка на моем месте пустился бы наутек. Она желала испечь пирог с мясным фаршем и искала - свою кухарку. Она была рассержена, и было с чего. Но... к черту! Любовь существует, и тем хуже для разрушителей радости!»

В четыре прыжка наверху!.. О Керубино, о моцартианская страсть! Так и кажется, что сейчас появится доктор Бартоло, потом мадам Вернинак, и, выйдя на авансцену, они все вместе пропоют великолепный квартет.

Мисс Елизавета Сальтер была чувствительной, но трезвой возлюбленной. Вскоре она уехала в Англию — ее ожидала серьезная жизнь. Но она писала оттуда Эжену — Керубино вечно таскал за собой англо-французский словарь и бегал к Судье за консультациями.

Спектакль, разыгрываемый в комнатах, не всегда приличный, но всегда очаровательный, допускал замену актеров, вернее актрис, и каждая была превосходной.

В тех же декорациях, в тех же коридорах, едва затихало шарканье туфель мадам Вернинак, начинались эти мгновенные перебежки — от двери к двери, по лесенке, в комнату, в уютную, чистую комнатку. Ах! Тсс... Дверь заперта. О Каролина!

Каролина тоже служила у Генриетты. Она была горничной.

Счастье на этот раз было весьма кратковременным. Семейству пришлось покинуть Париж — жизнь в столице была разорительна — и перебраться в Буакский лес. Этот шаг представлялся надежным средством избавить имение от долгов.

Каролина была уволена и осталась в Париже. По просьбе Эжена ее взял прислугой Пьерре, который тогда уже был женат и жил своим домом.

Вместе со всеми в деревню переехал тогда уже двадцатилетний Эжен. Он должен был пробыть там до поздней осени, чтобы вернуться в Париж к началу занятий.

Французская провинция была изобильна. Правда, если бы семья Вернинак попыталась достать денег, чтобы спасти от продажи имение, ей это при всем хлебосольстве соседей вряд ли бы удалось. Но нечто раблезианское, добродушное и краснорожее во французской провинции жило всегда. Ели там сытно, подолгу, пили много вина, много болтали и редко ссорились. Провинциальные обеды Эжен описал в письме к Гиймарде:

«...Двенадцать перемен и столько же закусок, вода в кружках, пять-шесть жарких. Зайцы, щуки, длиною со стол и стол, за которым могут сидеть двенадцать человек, а сидят двадцать пять, хозяева вместе со слугами. Если добавить к этому кюре, который занимает всех разговором, разрезает жаркое и притом ест, как людоед, то ты составишь себе об этих обедах некоторое представление».