Дела семейные - [30]

— Мне с ней? Да кто она такая?! И какая слепота, ведь она просто ловит тебя!

— Ну конечно, вы ничего другого придумать не в состоянии. В вашей мещанской душе...

Дверь открылась, в комнату быстро вошла Леля.

— Ленька, замолчи сейчас же! — сказала она. — Мне Дуся сказала, что вы здесь ссоритесь...

— Да как она смела, мерзкая девка, подслушивать?! — крикнула Нина Леонидовна.

— Если подслушала, то очень хорошо сделала, потому что я могу вовремя тебя остановить. Ты еще скажешь мне за это спасибо.

Леонид молча вытащил чемодан из-под кровати и стал быстро бросать туда все, что попадало под руку, — книги, белье, бритвенный прибор, подушку.

Нина Леонидовна сидела на постели вся бледная, закусив губу, с предельным недоумением и страхом вглядываясь в сына. Леля обняла ее голову и прижала к себе. Схватив со стола фотографию и сунув ее за пазуху, Леня стукнул дверью и исчез.

Нина Леонидовна со стоном рванулась за ним, дочь не пустила ее, крепче прижав к себе. Нина Леонидовна глухо зарыдала.

— Лелечка, за что?

Леля мелкими поцелуями покрывала ее лицо и сама плакала.

— Мамочка, за дело, — говорила она, всхлипывая. — За глупость, за пошлость, за мещанство...

11

Первое, что в этот вечер услышал Владимир Александрович, повернув ключ в двери и войдя в свою квартиру, был громкий стон Нины Леонидовны. Владимир Александрович вернулся домой хотя и усталый, но в хорошем, как всегда после удачного дня работы, настроении. Но когда он услышал стон жены, у него словно сердце упало, и он, не сняв пальто, пошел прямо к ней. Нина Леонидовна лежала бледная, с полотенцем на голове, в комнате пахло уксусом. Он сел возле нее и поцеловал ее руку.

— Что, мигрень, Ниночка?

— Мигрень... Дело не в физических мучениях, у меня душа болит!

Держа руку мужа, она рассказала ему о разговоре с сыном. Она ждала сочувствия, но вдруг увидела в глазах мужа удивление, неодобрение.

— Неужели ты ему так и сказала? И насчет венерической болезни?

— Да ведь он неопытен, его нужно было как-то предостеречь...

— Ну знаешь, если бы кто-нибудь в то время, когда мы поженились, предостерег бы меня в таком духе...

Нина Леонидовна быстро вскочила с постели и сорвала повязку с головы.

— То есть как ты можешь сравнивать?! — гневно сказала она. — Ленька спутался черт знает с кем, а ведь ты же знал нашу семью!

— Ну как тебе не стыдно говорить этот вздор и пошлость?

— Мне надоело это слово — пошлость! — крикнула Нина Леонидовна. — Я не понимаю этого слова и понимать не хочу! Что не сделаешь, все пошлость. И Лелька твердит все время: мещанство, пошлость... А тут еще эта мерзкая Дуська завелась, все подслушивает...

— Надо жить так, чтобы не бояться подслушивания. А если ты вздумаешь в таком же духе предостерегать Лелю...

— Ты что же, действительно стал считать меня дурой? Борис Андреевич все о себе рассказал, он бывает у нас. Да он мне вот как ясен! — и она, растопырив белые пальцы своей красивой руки, показала Владимиру Александровичу, как ей ясен Миляев.

— Вот в этом отношении я завидую тебе, потому что мне он не во всем так ясен. Но дело тут не в Борисе, а в Лене, — сказал он, снова беря в руки руку жены. — Давай, Ниночка, оставим пока Леню совсем в покое, пусть пройдет некоторое время, у него все как-то установится, и он обязательно придет домой.

Нина Леонидовна вдруг заплакала.

— Нет, ты не видел... Ведь он заблал... забрал... — оговорилась и поправилась она, — все свои вещи... У меня прямо тут что-то оборвалось, — жалобно всхлипывая, говорила она. Владимир Александрович гладил ее голову. Вот сейчас он понимал каждое ее слово, наверное, потому, что они сопровождались этими всхлипами, в которых ничего не было деланного.

— Ты увидишь, Ниночка, он вернется. Ты же знаешь, какие у нас с ним отношения, он обязательно захочет объясниться со мной...

— А я? Что же, он меня отбросил, да? А я не могу без него, у меня вот тут болит... — она показывала не на сердце, а куда-то ниже, и именно это особенно обеспокоило Владимира Александровича. Он уложил жену, нашел бром, сам вскипятил кофе и принес ей, закутал ей ноги, потому что Нина Леонидовна жаловалась, что они у нее мерзнут. Но как ни ласков и мягок был Владимир Александрович, Нина Леонидовна не могла согласиться с тем, что он предлагал, хотя и перестала с ним спорить. Ей хотелось бороться за сына, ненависть к разлучнице с ее надменным лицом не давала ей заснуть. Она слышала, как пришла дочка и с нежностью уловила доносящийся из-за стены мягкий голос Гали Матусенко.

Галя Матусенко продолжала бывать у Сомовых, хотя и не так часто, как раньше. Но ведь девочки дружили с первого класса, и без Лели Галя не знала, что думать о прочитанных книгах, спектаклях и выставках. Все же Леля — сестра Леонида, и не так-то уж легко девушке расстаться с предметом первой любви. Хотя Леонид исчез из родного дома и Галя была оскорблена в лучших своих чувствах, пристрастие к нему и к его родному дому, пожалуй, даже укрепилось в ее душе. Галю сейчас особенно влекло к Сомовым, тем более что у нее были некоторые обязанности по отношению к Леле, — Галя уже поступила на первый курс юридического, она шла по стезе отца, а Леля, отставшая от нее на несколько лет, еще училась в школе для взрослых и с трудом перешла в девятый класс. Галя помогала ей, то есть решала за нее задачи, правила грамматические ошибки в ее письменных работах.