Дела человеческие - [14]
Она ждала больше двадцати минут, время от времени обмениваясь сообщениями с Адамом. Потом встала и спросила у секретарши: «Так долго – это значит, что все плохо?» Секретарша ответила, что нужно немного потерпеть, и настоятельно попросила вернуться на место. Клер была в смятении, и так повторялось каждый раз. К ней вышел врач, мужчина лет пятидесяти с роскошной седеющей шевелюрой, обладатель пятизвездочного рейтинга в Google, и знаком пригласил следовать за ним. Она вошла в маленькую комнатку, снова сняла свитер и бюстгальтер и легла на стол. Врач смазал ее груди прозрачной вязкой жидкостью, заскользил по ним головкой датчика и, не отрываясь от экрана, поинтересовался, пишет ли она сейчас. Она отвечала уклончиво, чувствуя, как каждый ее мускул сжимается от тревоги: да, она приступила к новому эссе. «Предыдущая ваша книга мне очень понравилась», – заметил доктор. Она беззвучно поблагодарила его. Едва сдержалась, чтобы не расплакаться.
– Слышал вас вчера по радио, когда говорили об изнасилованиях в Кёльне. Вы правы, нельзя мириться с тем, чтобы люди, приезжающие в нашу страну, навязывали нам свою культуру и свою религию, унижающую женщин. Эти типы, которые насилуют европейских женщин и считают это нормой, – просто мерзкие скоты. Вытворяют что хотят, оставаясь безнаказанными, а все их стараются оправдать, чтобы не быть обвиненными в расизме.
– Я такого не говорила, вы неправильно меня поняли. Я дала интервью, завтра оно появится в газете.
Ее ответ прозвучал довольно сухо. Публикация интервью вызывала у нее опасения. Ее реплики могли исказить, обкорнать, неверно истолковать; она боялась, что статья может оказать нежелательное воздействие на общественное мнение. Она не отводила взгляда от экрана, воображая, будто сумеет высмотреть опухоль в светившейся на нем белесоватой массе. Врач то и дело прижимал датчик к коже вокруг сосков, потом долго, целую вечность водил им по груди, прежде чем объявить ей, что все в норме. Она наконец смогла вздохнуть. Поблагодарила его, вышла из кабинета и включила телефон: от Адама пришло несколько сообщений, он спрашивал, как у нее дела. Пришло и две эсэмэски от Жана:
Не забудь о сегодняшней церемонии в Елисейском дворце. Я на тебя рассчитываю!
Если мне (еще) позволено, то попрошу: надень платье от Армани, которое я тебе подарил.
Она хотела было написать: «Да пошел ты!» Но документы о разводе пока не были оформлены, и она написала:
Приду, не волнуйся.
6
Всякий раз, когда Жан Фарель входил в здание телевизионного комплекса, грандиозное сооружение из стекла, возвышавшееся над Парижем, он чувствовал, как внутри у него возникает некое излучение, и не то чтобы само это место вызывало у него эйфорию – скорее знаки уважения, коими он мог наслаждаться, едва преодолев рамки безопасности: всеобщая почтительность с явным оттенком раболепства напоминала о его значимости. Да, он обладал властью и вот уже столько лет пользовался ею, как мог. Он постепенно установил некое равновесие, соблюдая два правила: «Все контролировать, ничего не пускать на самотек», и при этом заявлял публично: «Я никогда не пытался управлять своей жизнью, моя карьера – дело случая».
В тот день Фарель приехал на работу к двенадцати тридцати: у него была назначена встреча с Франсисом Балларом, новым программным директором. Секретарша попросила его подождать. В коридоре он встретил Патрика Лавалье, бывшего ведущего, звезду восьмидесятых. Тот отчаянно пытался вернуться в эфир. Фарелю не раз приходилось наблюдать, как закрывались программы, а их ведущие сразу же теряли свое положение. Он сталкивался с ними, когда они приходили плакаться к программному директору, предлагали ему «гениальные идеи» и, подкрепляя свои речи письмами, доказывали, что телезрители требуют их возвращения в эфир. Фарель попытался избежать встречи с Лавалье – не хотел, чтобы их видели вместе. Но Патрик направился прямиком к нему и протянул ему потную руку. Спросил Жана, есть ли он в осенней сетке, и, не дожидаясь ответа, сообщил, что у него самого есть два проекта программ, которые «взорвут прайм-тайм». Он притащился сюда, чтобы поговорить о них с Балларом. Фарель поздравил его, потом достал мобильный телефон, чтобы прочитать сообщения: Клер подтверждала, что придет на церемонию в Елисейский дворец.
– Я с удовольствием пообедал бы с тобой через недельку-другую, как в старые добрые времена, – пробормотал Лавалье довольно невнятно, и Фарель понял, что тот волнуется и, скорее всего, злоупотребляет транквилизаторами.
Пятнадцать лет назад они были близкими приятелями, и у них сложилась привычка обедать вместе каждую первую пятницу месяца.
– Надо будет поискать свободное место в расписании, – ледяным тоном ответил Фарель, набирая сообщение сыну:
Не забудь прийти на мое награждение сегодня в 18.00.
– Договоримся прямо сейчас? Как поступим?
– У меня с собой нет ежедневника. Моя секретарша с тобой свяжется.
Дверь в кабинет Баллара внезапно распахнулась. Фарель поднялся и убрал телефон в карман пиджака:
– До скорого.
Он шагнул навстречу Баллару, плотному мужчине лет под сорок, которого с трудом принимал всерьез, отчасти потому, что тот напоминал потешного мистера Бина, сыгранного в одноименном сериале актером Роуэном Аткинсоном. Фарель пожал Баллару руку и вошел в кабинет.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.