Декстер во тьме - [101]

Сопротивление было слабым, а потом запор щелкнул. Я остановился и подумал: «Есть!» — не вполне сознавая, что это значит. Я не сводил глаз с двери, а та опять стала открываться, и я снова налег на нее со всей силой. Удалось это с чудесной легкостью, и я почувствовал себя лучше. Давно мне не было так хорошо. Однако, когда ослепляющий гнев чуть отступил, до меня стало доходить: как ни успокаивает это препирание у двери, смысла в нем очень немного, рано или поздно я проиграю, ведь у меня нет ни оружия, ни каких-либо подручных средств самообороны, а тот, кто скрывался за дверью двери, не знал пределов в том, чем его могли снабдить для выполнения задачи.

Едва я подумал об этом, как дверь снова с лязгом приоткрылась и остановилась, наткнувшись на мою ногу. Я механически отвел ее назад, и тут меня осенило. Мысль была глупой, в стиле Джеймса Бонда, но она могла сработать, а мне терять было нечего. Думать для меня означает взрываться действием, и я, навалившись на дверь плечом, закрыл ее, а сам отошел в сторону от дверного проема и выждал.

Само собой разумеется, минуты не прошло, как дверь снова тихонько приоткрылась. На этот раз я не оказал никакого сопротивления, и тогда она распахнулась настежь, ударившись о стену, а за ней, потеряв равновесие, в комнату влетел какой-то мужчина, облаченный в подобие формы. Я схватил его за руку, но сумел вцепиться лишь в плечо, но и этого хватило: собрав все силы, я повернулся и швырнул его головой в стену. Последовал приятный треск, словно я сбросил большой арбуз с кухонного стола, стражник отскочил от стены и упал лицом вниз на бетонный пол.

И вот опять он, Декстер, возрожденный и торжествующий, гордо стоит на обеих ногах, у которых распростерлось тело его врага, а открытая дверь ведет к свободе, спасению, а потом, возможно, и к легкому ужину.

Я скоренько обыскал стража, забрал кольцо с ключами, большой карманный нож и автоматический пистолет, которые, видимо, хозяину в ближайшее время не понадобятся, а потом осторожно вышел в коридор, прикрыв за собою дверь.

Где-то тут томились в ожидании Коди и Астор, и я должен найти их. Что стану делать потом, я не знал, да это было и не важно. Я должен найти их.

Глава 39

Размером здание было примерно с большой особняк на Майами-Бич. Я осторожно пробрался по длинному коридору, закончившемуся такой же дверью, как и та, у которой я только что играл в корриду. На цыпочках я подошел к двери и приложил к ней ухо. Ничего не услышал, но дверь была толстой, так что это почти ничего не значило.

Я взялся за ручку и очень медленно повернул ее. Дверь оказалась незапертой. Я толкнул ее, и она открылась.

Осторожно выглянув из-за двери, я не увидел ничего, что должно бы породить тревогу, разве что обивка на мебели была похожа на настоящую кожу. Я сделал в уме заметку уведомить организацию «Люди за этичное обращение с животными». Комната была убрана весьма элегантно, и, открыв дверь шире, я увидел в дальнем углу очень красивую барную стойку из красного дерева.

Однако куда интереснее был шкаф рядом с баром. Он тянулся вдоль стены футов на двадцать, а за стеклом я различил ряд за рядом некое подобие коллекции керамических бычьих голов. Каждый экспонат сиял под лучиком именно на него направленного света. Я не считал, но там их было не меньше ста. И прежде чем я успел войти в комнату, до меня донесся самый холодный и бесстрастный из всех, что я когда-либо слышал, но тем не менее человеческий голос.

— Трофеи. — (Я отпрянул, наставив пистолет на голос.) — Стена памяти, посвященная божеству. Каждый экспонат представляет собой душу, которую мы отправили к нему. — Сидевший старик просто смотрел на меня, взгляд но его был едва ли не физически ощутимым ударом. — Мы создаем новый экспонат для каждого жертвоприношения. Входи, Декстер.

На вид старик был не очень-то грозен. На самом деле его, сидевшего в одном из больших кожаных кресел, почти не было видно. Он медленно, по-стариковски, поднялся и повернулся ко мне лицом, холодным и гладким, как речной камень-голыш.

— Мы ждали тебя, — сказал старик, хотя, насколько я мог судить, в комнате он был один, не считая мебели. — Входи.

Я действительно не знаю, может, виноваты слова, которые он сказал, или интонация, а может, и нет, но, когда он взглянул на меня, я вдруг почувствовал, что мне не хватает воздуха. Вся безумная отвага моего побега, похоже, вытекла из меня, лужицами растеклась вокруг моих ног, а звенящая пустота пронзила меня, и в мире не осталось ничего, кроме тупой боли и этого человека — ее повелителя.

— Ты доставил нам много хлопот, — тихо произнес старик.

— Ну хоть какое-то утешение, — ответил я.

Говорить было очень тяжело, и даже мне самому показалось, что голос звучит слабо, зато, по крайней мере, старик явно заволновался. Он сделал шаг в мою сторону, и мне захотелось сжаться.

— Между прочим, — сказал я, стараясь не подавать виду, что чувствую себя так, будто вот-вот растаю, — кто такие «мы»?

Он склонил голову набок:

— Думаю, тебе это известно. Ты ведь достаточно долго наблюдал за нами. — Старец сделал еще шаг ко мне, и я ощутил легкую дрожь в коленях. — Впрочем, ради приятного разговора, скажу: мы — это приверженцы Молоха. Наследники царя Соломона. Три тысячи лет мы поддерживаем обычай в поклонении этому божеству, храним его традиции и его силу.