Декстер во мраке - [65]

— И тебя никак не ублажить? — Я продолжал надеяться.

Он с хитрецой глянул на меня и произнес:

— Смотря как будешь стараться.

— Я собирался сказать волшебное слово и много блаженно улыбаться, — пояснил я.

— Не пойдет, — ответил он, — не тот размах.

— Винс сказал, ты прикидывал по пятьсот долларов за порцию?

— Я не прикидываю, — огрызнулся Мэнни, — мне твои гроши до лампочки.

— Ну еще бы, — сказал я, стараясь немного его утихомирить, — это же не твои гроши.

— Твоя подружка подписала долбаный контракт, — пригрозил он. — Я могу тебя иметь, как мне в долбаную голову придет.

— Я могу что-то сделать, чтобы получить скидку? — с новой надеждой спросил я.

Его сердитый прищур превратился в плотоядный взгляд.

— Сидя на заднице — вряд ли, — произнес он.

— Как же в таком случае?

— Если ты спрашиваешь о том, что может заставить меня переменить свое решение, то лучше не напрягайся, потому что ничто в мире этого сделать не может. Да тут вокруг квартала уже очередь выстроилась из желающих нанять меня, я на два года вперед расписан, так что тебе делаю большое одолжение. — Его глаза расширились до нереальных пределов. — Приготовься увидеть чудо. И пухлый счет.

Я поднялся. Этот гном, судя по всему, не желал уступить ни цента, и я ничего не мог поделать. Мне хотелось сказать что-нибудь вроде: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним», — но этим я бы все равно ничего не добился. Поэтому я улыбнулся, бодро бросил: «Ну ладно» — и вышел из его апартаментов. Когда дверь закрылась, я услышал пронзительный голос Мэнни, который вопил на Фрэнки: «Ради Бога, подними свой зад и убери наконец это дерьмо с моего долбаного пола!»

По пути клифту я ощутил, как по моей шее сзади скользнул холодный словно сталь палец, и на мгновение меня повело, словно Темный Пассажир тронул пальцем воду и убежал, почувствовав, что она слишком холодная. Я стал как вкопанный и оглядел коридор.

Ничего. На другом конце человек с газетой возился около своей двери. Помимо него, никого не было. На секунду я закрыл глаза и спросил: «Что?» — но ответа не последовало. Я по-прежнему стоял один, если только за мной никто не подглядывал в замочную скважину одной из дверей. Это ложная тревога. Или скорее всего попытка выдать желаемое за действительное.

Я сел в лифт и спустился вниз.

Когда двери лифта сомкнулись, Наблюдатель выпрямился, все еще держа в руках газету, поднятую с коврика перед дверью. Газета — неплохая часть камуфляжа, и может сработать еще не раз. Он посмотрел в коридор и заинтересовался, что такого примечательного в той квартире, но сейчас это было не важно. Он выяснит все. Он выяснит все, что делал тот, другой.

Наблюдатель медленно сосчитал до десяти, а затем не спеша зашагал к другому концу коридора, к квартире, из которой вышел тот, другой. Разузнать, что он здесь забыл, — дело нескольких секунд. И тут…

Он не мог точно сказать, какие мысли проносились сейчас в сознании того, другого, — сразу освоить все премудрости нового тела никогда не получается. Настало время надавить на того, другого, вывести из пассивного состояния. Наблюдатель ощутил, как нарастающее желание действовать достигает темного властного облака, и услышал трепет темных крыльев внутри.

Глава 25

Занимаясь своим исследованием человеческих существ в течение жизни, я обнаружил, что, как ни старайся, предотвратить наступление понедельника не удастся. Конечно, люди не прекращают попыток, но понедельник все равно настигает их и всем трутням приходится вновь влачить свою унылую рабочую жизнь, полную бессмысленного тяжелого труда и страданий.

Эта мысль всегда утешает меня, ну а так как мне нравится излучать счастье в любом месте, где появляюсь, я сделал свой небольшой вклад, дабы смягчить удар от неизбежного наступления утра понедельника. Я принес на работу коробку пончиков, и вокруг нее немедленно разразился ажиотаж, устроенный ворчливыми сотрудниками; пончики исчезли прежде, чем я добрался до стола. Сомневаюсь, что у кого-либо есть более веские причины для угрюмого настроения, чем у меня, но вы бы мне не поверили, увидев, как коллеги выхватывают у меня пончики и при этом на меня же и ворчат.

Винс Мацуока, казалось, разделял царившее в управлении общее чувство легкой тоски. Он приковылял в мою каморку с выражением изумленного ужаса на лице. Очевидно, его вызвало какое-то очень волнующее событие, потому что смотрелось оно почти достоверно.

— Господи, Декстер, — произнес он. — О Господи, Декстер!

— Я пытался оставить тебе одну штуку, — сказал я, решив, что такую тоску он мог испытывать только при виде пустой коробки из-под пончиков. Но Винс покачал головой.

— О Господи, я не могу в это поверить! Он мертв!

— То есть пончики тут ни при чем, — сделал вывод я.

— Боже, а ведь ты встречался с ним. Ты встречался?

В любой беседе наступает такой момент, когда хотя бы один из собеседников неизбежно должен узнать, о чем же идет речь, и я подумал, что такой момент пришел.

— Винс, — начал я, — прошу тебя, сделай глубокий вдох, начни все сначала и сделай вид, как будто мы с тобой говорим на одном языке.

Он уставился на меня, как цапля на лягушку.