Декрет о народной любви - [81]
— ТЫ всех девок в борделях перепугал, — беззлобно произнес Броучек. — Обычно, если кто в очках, так те, прежде чем за барышнями приударить, стеклышки-то снимают. А ты напротив, значит, на нос пенсне напяливаешь, рукава засучишь и ну девок крутить — то туда, то сюда, тычешь пальцем поглубже и смотришь, как те подпрыгивают да верещат, точно мотоцикл ремонтируешь.
— Но разве есть другие способы понять устройство?
— Да нет никакого устройства! — возопил Броучек, теряя благоприобретенное долготерпение.
— Парни, — вмешался лейтенант, — смотрите: туннель!
Путь к переезду шел по длинному, пологому скату, так что дрезина прибавила скорости, хотя Броучек с Нековаржем сидели возле ручек без дела. Въехали на переезд. Муц дернул тормозной рычаг, овеянная облаком искр дрезина встала. Лощину продувал зябкий ветер, темнели тучи.
У въезда в туннель виднелись лошадиные останки, обработанные падальщиками. За ночь содрали мясо с костей начисто; хвост и грива остались на ухмыляющемся остове почерневшим от крови мочалом.
Нековарж обвязал канатом балку моста и сбросил бухту вниз. Первым отправился Муц, держась за веревку и отталкиваясь ногами от каменной стены. Остановился на полпути, вытянул шею, всматриваясь в скалы, едва не упустил веревку, вновь ухватился и спустился на берег реки. Под мостом шумел поток, точно дышали воедино мириады душ.
Тела лежали возле отмели, близ леса. От правой передней ноги Лайкурга откромсали полоску плоти; над ней кружились мухи, откладывая в падаль личинки. За исключением раны, конская туша не пострадала, и скакун казался целым и невредимым: даже глаз не выклевали стервятники.
Лукача, погибшего солдата, тоже не обглодало за ночь зверье. Человеческое тело лежало не там, куда дезертир упал. Посеревший, опухший труп лежал под прямым углом к воде: сапогами в реку, руки по швам. Отрезанную правую руку кто-то положил рядом с культей, костяшками кверху. На брюхе мертвеца лежал обернутый тряпицей сверток.
Муц оглянулся на переезд. Броучек спустился, Нековаржу оставалось еще полпути. Офицер приказал Броучеку взяться за перекинутую через плечо винтовку и наблюдать за тайгой.
Нагнулся, поднял сверток. Сырой. Услышал, как взводит курок солдат и загоняет в винтовку патрон. Обертка скрывала что-то твердое. Сжал. Через тряпицу пахнуло лежалым мясом. Развернул. Там оказался вонючий, позеленевший человеческий большой палец.
— Мать твою! — просипел офицер, отшвырнув сверток. Яростно отер ладони о галифе, сполоснул в потоке.
Третья рука, гниющий полукраб, с загибающимися кверху ногтями и растрепанными лохмотьями бледных сухожилий, торчащих из-под натянутой кожи на запястье, точно ошметки желтой кожи на петушиной лапе. Самую мясистую часть ладони — место, называемое гадателями холмом Венеры, под большим пальцем и холмом Луны, — изглодали, на огрубевшем рисунке линий остались следы зубов.
Подошел Броучек, глянул на раскрытую недоеденную ладонь, валявшуюся на гальке.
— Гляди-ка, — подивился капрал, — какая линия жизни длинная!
— И к чему это? — не понял Муц.
— К долголетию и счастливой судьбе, — пояснил чех.
Усевшись на корточки перед трупом Лукача, офицер тщательно осмотрел отрезанную руку мертвеца, помещенную рядом с телом. Ладонь, хотя и смоченная ночным дождем, была суше всей конечности, от которой ее отрезали.
— Следи за деревьями, — велел Муц.
— Зачем? — недоумевал Броучек.
— На всякий случай.
Подошел Нековарж и встал спиною к спине с капралом. Они оглядывали окрестности с востока на запад и с запада на восток, всматриваясь в лес по оба берега яра. Две пары глаз тщательно следили за цветом, формой и движением: созревшая на ветвях алая рябина, желтая березовая листва, скоро мельтешащая ярким и бледным на ветру, согласно кивающие пучки крупной лиственничной хвои… Между ярким, в темноте, — ни шороха.
— Ничего не слыхали? — спросил Нековарж.
— Нет, — ответил Муц. — Как же хоронят руки?..
— Кажется, стреляли, — произнес Броучек. Боялся. Всем им страшно.
Взлохмаченная снежинка легла на рукав Нековаржа, и тот выругался:
— Ах ты, сука!
Падал первый снег: темный, редкий, едва подмерзший в желтом небе, однако же проворно заляпавший все, точно лишайник, шустро приникший к шерстяным мундирам.
— Кто-то присматривал за мертвецом, — произнес Муц. — Вряд ли Лукач упал по стойке «смирно».
— Должно быть, тот, кто руку отрезал: уложил тело да ушел, — предположил Нековарж. — Черт подери! Сил нет смотреть, как засыпает снегом усопших!
— Кто-то отгонял волков, чтобы труп не объели, и не давал воронью выклевать глаза, пока мы не пришли, — заметил офицер. — Рядом сторожил.
— Зато дал хищникам третью руку обглодать, а? — произнес Нековарж.
— Волки пищу в тряпье не завертывают, — заметил Броучек.
— В тайге самый хищный зверь один, — изрек офицер, — зубов у него предостаточно, а ходит на двух ногах.
Муц и Нековарж погрузились в молчание. Прилипал к лицам снег. Нашептывал «Отче наш» Броучек. При мысли о том, что можно оказаться для другого человека мясом, сводило мышцы. В темных дебрях бесконечной тайги вгрызался в бедро челюстями людоед, одной рукой обхватив белый кругляш коленной чашечки, второй — обглоданную кость. И снова, и снова, путаными тропками устланного лиственничной хвоей лабиринта, пока не сожрал все лакомые куски нежного мяса, пока не осталась на пропитание одна лишь ладонь.
Ф. Дюрренматт — классик швейцарской литературы (род. В 1921 г.), выдающийся художник слова, один из крупнейших драматургов XX века. Его комедии и детективные романы известны широкому кругу советских читателей.В своих романах, повестях и рассказах он тяготеет к притчево-философскому осмыслению мира, к беспощадно точному анализу его состояния.
Как отличить зло от греха? У каждого человека в жизни были поступки, которые он скрывает от других. И хладнокровный убийца, и старик-пьяница пытаются обрести прощение...
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Последние рассказы автора несколько меланхоличны.Впрочем, подобно тому, как сквозь осеннюю грусть его портрета в шляпе и с яблоками, можно угадать провокационный намек на «Девушку с персиками», так и в этих текстах под элегическими тонами угадывается ирония, основа его зрелого стиля.
Лирический роман об одиночестве творческого человека, стремящегося к простому житейскому счастью на склоне.Впервые опубликован «Октябрь», 2003, № 8.
Писать рассказы, повести и другие тексты я начинал только тогда, когда меня всерьёз и надолго лишали возможности работать в кинематографе, как говорится — отлучали!..Каждый раз, на какой-то день после увольнения или отстранения, я усаживался, и… начинал новую работу. Таким образом я создал макет «Полного собрания своих сочинений» или некий сериал кинолент, готовых к показу без экрана, а главное, без цензуры, без липкого начальства, без идейных соучастников, неизменно оставляющих в каждом кадре твоих замыслов свои садистические следы.
Персонажи романа — молодые родители маленьких детей — проживают в тихом городке, где, кажется, ничего не происходит. Но однажды в этот мирок вторгается отсидевший тюремный срок эксгибиционист, а у двоих героев завязывается роман, который заводит их гораздо дальше, чем они могли бы себе представить.
Замечательный роман, получивший широкое признание, — это история о радости и отчаянии. Герои стоят перед жизненным выбором — остаться в стране с колониальным наследием или вырваться в современный мир.
Книга американского писателя Гари Штейнгарта «Абсурдистан» — роман-сатира об иммигрантах и постсоветских реалиях. Главный герой, Михаил Вайнберг, американец русского происхождения, приезжает к отцу в Россию, а в результате оказывается в одной из бывших советских республик, всеми силами пытаясь вернуться обратно в Америку.