Декрет о народной любви - [78]
Но вы хотите вернуться. Назад, на крошечную, уютную, зеленую родину. И я, ваш главнокомандующий, обещаю вам не препятствовать. Несмотря на то что приказа от президента Масарика не поступало и каким бы позором ни было оставлять богатые, девственные земли, на которых пролито столько нашей крови, не стану задерживать вас.
Однако, друзья мои, перед вашим возвращением стоит единственное препятствие. Офицер, лейтенант Йозеф Муц. Его с нами нет. Отправился с поручением в Верхний Лук, и нам остается лишь молиться, чтобы боевой товарищ не пострадал в дороге.
Лейтенант Муц полагает, будто мы ни под каким предлогом не должны покидать город, пока не поступит недвусмысленного приказа об эвакуации.
Я пытался уговорить офицера; старался обратить внимание на то, с каким нетерпением вы ожидаете отправления. Муц глянул на меня с эдаким выражением… не могу сказать, будто взгляд его был холоден или же по-чиновничьи отчужден либо равнодушен… назвать выражение злобным, как, впрочем, и бессердечным, было бы преувеличением… как бы там ни было, лейтенант Муц заявил, что доложит Омскому или Владивостокскому генштабу лично о любой попытке всякого солдата или офицера покинуть Язык прежде, чем поступит приказ.
Меня поразила резкость, с которой произнесены эти слова. Конечно, лейтенант не похож на нас, родной язык его немецкий, а не чешский, но хотя его народ распял Господа нашего Иисуса на кресте и доселе имеет обыкновение сходиться на тайные шабаши, а сам Муц в опаснейшие часы боя держится поодаль, наблюдая за происходящим и будто составляя тайное досье против нас, которое намеревается представить позднее на военном суде, однако же никогда прежде не думал я о нем плохо.
Несомненно, следуя букве нового военного устава, который известен Муцу на удивление лучше, чем нам, лейтенант прав, несмотря на то что упрямством своим противоречит всяческим представлениям о природной справедливости.
Друзья, факт остается фактом: нам не удастся покинуть Язык, покуда жив Муц… вернее, пока не переменит своего мнения лейтенант. А до тех пор… что ж, давайте защитим город от красной угрозы, ведь вы слышали пушки большевиков. Не тревожьтесь: могу заверить вас, что у здешних красных — только три снаряда, да и те уже пущены в дело. Быть может, защищая Язык, мы еще полюбим лесные щедроты!
Друзья, я понимаю, как вы разочарованы. Знаю, сколь сильно ваше негодование. Однако же должен просить вас не выплескивать своего гнева на Муца. Иначе он вконец отдалится от боевых товарищей. Естественно, если кто-то из вас застанет Муца в уединенном месте, например у железнодорожного переезда, то без тщательного дознания окажется невозможным выяснить, кем произведен роковой выстрел. Но не поддавайтесь искушению! Вот и всё.
Ферко распустил строй. Анна Петровна подошла к Матуле, беседовавшему с Дезортом и Ганаком. Треугольник спин. Знали, что женщина здесь, но манкировали ее присутствием. Ганак бегло глянул в глаза, но тотчас же отвернулся. Уже перешил звезды, содранные с рукава Климента, себе на мундир. Анна видела, как торчат нити, отодранные с шинели мертвеца.
Встала у капитана за спиной и громко произнесла:
— Отпустите пана Самарина!
Матула оборачивался медленно, не прекращая беседовать с офицерами по-чешски. Кивнув, возобновил разговор. Прежде чем подошел, заставил прождать минут десять: притворная улыбка юношеского рта и глаза, неизменно лишенные малейших признаков приязни: опустил тяжелую руку на плечо.
Женщина вырвалась, смахнула руку прочь. Выспрашивала:
— Так отпустите? Вы же и без того убедились, что он не убийца.
— Рад бы, да вот обещал вашему другу-еврею держать арестанта, пока он не вернется.
— Лейтенант Муц во всем неправ!
— Ах, Анна Петровна! — воскликнул Матула, стиснув дамскую ручку ладонью и крепко удерживая вырывающуюся женщину. Руки у чеха были горячими. — И я постоянно повторял то же самое! Как замечательно, что мнения наши сходятся!
— Я ни в чем с вами не соглашалась, — возразила, краснея, Анна. Насилу вырвалась, отшагнула назад. — Вы должны его освободить!
— И позволить уйти в лесную глушь? Одному?
Анна потупилась, глядя в землю.
— Может побыть у меня. — Посмотрела капитану в глаза. — Я позабочусь о Самарине.
Матула облизнулся, кивнул, улыбаясь еще шире.
— Интересно, — заметил главнокомандующий. — Насколько я понимаю, вы намерены порвать связь с евреем и заменить прежнего любовника на каторжника? Вы хорошо подумали? Не угодно ли будет выбрать замену из моих солдат? Полагаю, отыщутся и такие, что ни разу не бывали в тюрьме, да и жидов среди них не водится. Заметьте, есть несколько католиков — быть может, вам они придутся по вкусу.
Сердце Анны учащенно забилось, и подумала, не дать ли капитану пощечину. Представила, как ладонь ощутит грубую кожу и шрам. Плюнула бы, но не хватит ловкости.
— Вам не вывести меня из себя, — обронила дама. — Я вас раскусила. Дразните хоть целый день напролет, только отпустите арестанта.
— Не могу, — заявил Матула. Улыбка пропала. — Гарантии, знаете ли. Чем поручитесь, что Самарин не удерет, прежде чем я решу, как с ним поступить?
— Обещаю, пленник не убежит.
Любимая по ночам превращается в толстого коротышку. Родители уменьшаются по мере того, как растет их сын. У жены есть тайна – она заправляет бензоколонкой. У говорящей рыбы депрессия. Будущему отцу приснился хороший сон, и у них с женой родился пони. Демон приходит к талантливым людям, изымает у них талант…Для Керета и его героев катаклизмы в стране и в мире распадаются на мелкие мелочи – поездка в Индию, ремонт, любовь на одну ночь, – и сквозь эту призму маленькие люди оказываются больше и значительнее глобальных событий, что перекраивают историю.«Азъесмь», четвертая книга известного израильского писателя Этгара Керета (р.
Последние рассказы автора несколько меланхоличны.Впрочем, подобно тому, как сквозь осеннюю грусть его портрета в шляпе и с яблоками, можно угадать провокационный намек на «Девушку с персиками», так и в этих текстах под элегическими тонами угадывается ирония, основа его зрелого стиля.
Лирический роман об одиночестве творческого человека, стремящегося к простому житейскому счастью на склоне.Впервые опубликован «Октябрь», 2003, № 8.
Писать рассказы, повести и другие тексты я начинал только тогда, когда меня всерьёз и надолго лишали возможности работать в кинематографе, как говорится — отлучали!..Каждый раз, на какой-то день после увольнения или отстранения, я усаживался, и… начинал новую работу. Таким образом я создал макет «Полного собрания своих сочинений» или некий сериал кинолент, готовых к показу без экрана, а главное, без цензуры, без липкого начальства, без идейных соучастников, неизменно оставляющих в каждом кадре твоих замыслов свои садистические следы.
Герои повестей Олега Афанасьева — ребята городской окраины, жертвы войны и времени пьянства, воровства и лжи, лжи, лжи… Их судьбы трагичны, и мало кто из сверстников автора сегодня жив. О. Афанасьев рос с ними и участвовал во многих совсем не безобидных «акциях». Но он сумел вырваться и в своих произведениях старается предостеречь сегодняшних юных искателей «легкой жизни».
Появление этой книги – ПРАЗДНИК ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ!Читать ее легко и приятно. Это гомерически смешной и одновременно трогательный сборник, написанный тонко и афористично, одно из тех редких изданий, что создает у читателя впечатление, что он и сам бы так написал, если б умел. Книга известного сценариста Михаила Барановского («Сестры Королевы», «Час Волкова», «Таксистка», «Девочки») смело может претендовать на бурный читательский успех, а ее автор – на стремительное вхождение в современный литературный бомонд.
Персонажи романа — молодые родители маленьких детей — проживают в тихом городке, где, кажется, ничего не происходит. Но однажды в этот мирок вторгается отсидевший тюремный срок эксгибиционист, а у двоих героев завязывается роман, который заводит их гораздо дальше, чем они могли бы себе представить.
Замечательный роман, получивший широкое признание, — это история о радости и отчаянии. Герои стоят перед жизненным выбором — остаться в стране с колониальным наследием или вырваться в современный мир.
Книга американского писателя Гари Штейнгарта «Абсурдистан» — роман-сатира об иммигрантах и постсоветских реалиях. Главный герой, Михаил Вайнберг, американец русского происхождения, приезжает к отцу в Россию, а в результате оказывается в одной из бывших советских республик, всеми силами пытаясь вернуться обратно в Америку.