Декоратор - [36]
Мне и в голову не приходило рассчитывать на ответ, но, доставая в понедельник вечером почту, я обнаружил в своём ящике записочку, написанную почерком, в котором причудливо сошлись округлость линий из девичьих альбомов и наихудшие образчики врачебных записей в историях болезней. Текст был стилизован под мой собственный:
Дорогой сосед!
Что касается прошедших выходных, не могу не выразить своего глубокого сожаления по поводу случившегося, равно как не признать, что пригласить гостей в столь поздний час было с моей стороны отчасти необдуманно. Случается. Надеюсь, всё обошлось, и во избежание подобных случаев обещаю впредь быть осмотрительней.
XXX Сильвия.
P.S. У тебя потрясающий почерк!
Как говорится, с кем поведёшься. Вот уже между мной и женщиной-вампом местного масштаба наладилась, считай, переписка. Кстати, она постоянно пользуется глаголом «случаться» — «случившееся», «случается». Это подсознательно. И указывает на то, что она фаталистка.
Да, но она заигрывает со мной! Никак иначе это не истолкуешь. Наблюдение о моём потрясающем почерке по сути справедливо, но выпадает из, так сказать, нейтрального контекста. И эти загадочные «XXX» — непостижимый женский код. Может, это «хитрая хулиганка-хохотушка»? Во всяком случае, это не из той же оперы, что «с уважением» или «искренне ваша». Говоря по правде, я считал, что так подписывают любовные письма.
Пусть даже не мечтает о продолжении. Я рву записочку на клочки. Есть в ней что-то компрометирующее.
Все последующие дни я постоянно возвращаюсь мыслями к Сильвии, её жизни, квартире, её записке. Что она за человек? Какую боль и одиночество, какую внутреннюю борьбу маскирует она своим клоунским обличием и пытается заглушить выпивкой и диско? Судьба любого человека, выяснил я, разгадывается как визуальный ребус. Все мы — зверьки, украшающие себя. Миллион раз в течение жизни мы выбираем возможность выглядеть именно так, а не иначе, и человек, наученный считывать эти сигналы, может расшифровать ребус и сделать весьма однозначные выводы. Небесполезное времяпрепровождение, кстати говоря.
Путь один — шпионить за ней, навострив уши. Понять её расписание оказывается делом непростым, она гуляет, как кошка, приходит и уходит когда вздумается. Но постепенно картинка проясняется. На работу она отправляется около половины девятого все будние дни, кроме четверга, когда её каблуки цокают вниз не раньше одиннадцати. Это уличает её в греховной гордыне: скорей всего, она неизменно манкирует каким-то совещанием, считая его ниже своего внимания. По понедельникам и средам она всегда задерживается, но является домой строго между десятью и половиной одиннадцатого; похоже, учится на курсах. А потом смотрит телевизор до ночи. В выходные пропадает в городе, прямо-таки каждые пятницу и субботу без исключений. Изредка по субботам около семи забегают три-четыре подружки, тогда дамы безостановочно хохочут и под довольно громкую музыку, я полагаю, красятся и примеряют наряды (неужели кому-то впору одежда нашей толстухи?). Ближе к одиннадцати они упархивают. В выходные Сильвия не возвращается с гулянок раньше четырёх утра. Долго ли так спиться?
Если у меня получается, я стараюсь подглядеть в замочную скважину, как она уходит на работу или в загул с девчонками. Утром она никогда не успевает одеться полностью дома и вечно спускается по лестнице, заматывая шарф или застёгивая верхнюю одежду. В восемь пятнадцать у неё всенепременно, насколько я успеваю разглядеть, зверское, замученное лицо. Как будто она чудовищно опаздывает, хотя выходит из дому и, значит, прибывает на работу строго в одно и то же время. Можно подумать, она воспринимает начало рабочего дня как личное оскорбление. Зато возвращается после него, что мне изредка везёт понаблюдать, преображённая, с лицом просветлённым, как у кришнаита. Как если бы она жила только этими краткими свободными от службы часами; довольно патетичный расклад, если учесть, как она этим временем распоряжается. Безусловно, я знаю не всё, не ведаю, к примеру, чем она занимается по понедельникам и средам, когда возвращается домой разгорячённая и с сумкой, похожей на спортивную. Очевидно, какой-то фитнес. Не самая дурацкая затея, должен признать.
Я не отказываю себе в баловстве — интерпретировать нюансы её оперения и боевой раскраски. Неделю она начинает чинно, но чем ближе выходные, тем бесшабашнее уходит в разнос. Таких циклотимиков живьём я прежде не встречал. Видно, природа требует своё, хотя до сих пор, насколько я сумел её изучить, несмотря на видимые усилия, закадрить ей никого не удалось. Но сейчас, в разгар рождественских вечеринок, это просто вопрос времени. Даже для Сильвии. Её не назовёшь уродиной, кстати говоря.
Ссора начинается с того, что мама Катрине отпускает удручающе-легковесную, но вопиюще-желчную реплику об IKEA. Для неё это нечто, на что западает «простой народ», утеха бедных, показатель недостатка средств и культуры одновременно.
— Чем, чёрт побери, нехороша IKEA? — вскидываюсь я, и от моего тона у мамы расширяются зрачки.
Катрине тоже напугана, вижу я. Они не приучены, чтобы я так разговаривал. Но сейчас речь о важных вещах.
