Декамерон шпионов. Записки сладострастника - [60]

Мисс Игрек должна появиться в интервале 12–12:15 около магазина La Chope de Vosges, пройдя через аркаду с улицы Сен-Антуан, она будет рассматривать витрину около минуты, а затем преспокойно удалится на вторую точку контрнаблюдения у Дома инвалидов. Прошел какой-то вшивый мальчишка в джинсах, но это явно не она, дряхлая пара остановилась у магазина.

12:15. Никого нет. Жду для страховки еще десять минут. Возможно, у нее произошла накладка, в разведке это бывает, пора аккуратно переместиться на вторую точку, где агентесса должна явить себя в 1:15-1:30. Перемещаюсь туда на такси, смотрю на часы. 1:15. Руки мои мокры, хотя совсем не жарко. Из-за решетки превосходно обозревается пересечение двух улиц, где вот-вот должна появиться Мэри. Что же она не идет? Боже, молю я, пусть она придет, пусть непременно придет, сделай так, чтобы она появилась. 1:30. Меня чуть подташнивает от волнения (надо по приезде в Москву пройти обследование в поликлинике КГБ, не псих ли я?), а тут еще брызнул легкий дождик, и сидение под дождем на скамейке — как загорание на песке в Сахаре. Будем смываться. Итак, два варианта: либо Мэри что-то угрожает и она решила не выходить на встречу, либо по какой-то причине, возможно, даже связанной с ее работой, она не смогла выйти на точки контрнаблюдения. В любом случае следует двигать на Анжуйскую набережную, где агентесса должна возникнуть в 2:15.

Вокруг тихо и спокойно, но я не даю усыпить свою бдительность, проверяюсь в метро, выхожу в Ситэ, прохожу мимо фонарного столба (на нем не только Мэри, но и я сам должны чиркнуть красным мелом в случае опасности), и, прокрутившись по переулкам, занимаю позицию недалеко от пристанища Бодлера. Что-то случилось, какое невезенье! Значит, запасная встреча через три дня, нет ничего хуже ожидания, черт бы его побрал!

И вдруг я вижу миниатюрную брюнетку в темном костюме с газетой под мышкой. 2:15. Это она! Милая, дорогая, несравненная Мэри Игрек, какое счастье, что ты пришла! Любовь моя! Радость моя!

Мэри чуть задерживается у мемориальной доски на доме Бодлера, но проходит мимо, видимо, хочет сделать еще один круг, чтобы убедиться в отсутствии проклятой слежки, очень здравый ход, если не смогла выйти на точки контрнаблюдения. Сейчас она появится снова на набережной, но никого нет. Что случилось? Я бегу по набережной, сворачиваю вправо и вижу спину Мэри. Почему она уходит, почему не поворачивает обратно на место встречи? Надо остановить ее, вокруг же все спокойно, черт побери, не летает же французская наружка на самолетах, не следит же с неба! Оставим осторожность, вперед — нужно срочно установить с ней контакт. Я бегу к Мэри, я задыхаюсь от бега и вспоминаю, как один мой приятель совсем недавно помчался за отходящим троллейбусом и упал замертво прямо у двери. Вдруг тормозит такси, Мэри легко впархивает в него, рывок вперед, поворот направо и автомобиль исчезает. О боже!

Может быть, это была не Мэри? Позвольте, но и рост, и костюм, и лицо (вроде бы точно такое же, как и на смутном фото), и газета подмышкой, толстая газета, явно американская. Я возвращаюсь на Анжуйскую набережную: а вдруг Мэри специально взяла такси, чтобы еще раз провериться? Вдруг она возвратится на место нашего рандеву? 2:30. Никого нет. 2:40. Прошли двое мальчишек арабского вида. 2:50. Сухонький старичок в канотье продефилировал мимо дома, даже не взглянув на мемориальную доску. Дольше оставаться опасно, кто-нибудь из жильцов проявит неожиданную бдительность и стукнет в полицию о праздношатающемся дядьке в светлой летней куртке с капюшоном (вся куртка усеяна медными пуговицами и различными веревочками, что придает ей необыкновенный вид, как и телу, на котором она покоится).

Au revoir, Quai d'Anjou! Ну и шлюха эта чертова Мэри! Если за ней была наружка, то зачем она выползла на место? Если все было чисто и гладко, то зачем так поспешно драть когти? Что у нее? Гвоздь в заднице? Противная баба, со стороны уже видно было! Что стоит один костюм, сидящий, как на корове седло! Да и морда явно несимпатичная, аморфная, с выпученными глазами, как у дохлой рыбы. Интересно, как я смотрюсь со стороны? Шпионаж накладывает отпечаток на личность: у мужиков появляется вкрадчивая походка и харя становится непроницаемой, как у оледеневшего моржа. Глаза бегают, ищут врага. Ухудшаются здоровье и характер: сказывается нервная беготня без размеренного питания, как сегодня, колит, гастрит, геморрой… Переживаний хватает, а потом инсульты и инфаркты, и спи спокойно, дорогой товарищ!

У баб от шпионства морда тоже становится гнусной. Вытягивается нос, утолщаются уши, появляется лисья улыбка и зад крутится волчком. Если бы я вдруг узнал, что Татьяна работает на чужую разведку…, удушил бы наверняка, взял бы полотенце и удушил! Представил ее, совершенно голую, помахивающую соблазнительной грудью, и себя с огромным банным полотенцем.

Мрачно еду в гостиницу. Французы меня раздражают: во-первых, почти не говорят по-английски (о русском и мечтать не смею), причем этим гордятся как национальным достоинством; во-вторых, в толпе они просто невыносимы, галдят, словно стая воробьев, и бессмысленно мечутся. В-третьих, страшные жлобы. Наконец, где же прославленная парижская кухня? Неужели багеты? Чтобы попробовать буйабез — знаменитый рыбный суп, я должен мчаться в Марсель, чтобы отведать утку по-руански, естественно, в Руан, а парижские бараньи котлетки хуже, чем в нашей ведомственной столовке. Хорошо, что в Москве пока можно съесть котлеты по-киевски, не выезжая в столицу Украины. Наши головы забиты стереотипами: американцы — хорошие мужья (аж тошно от такой идиллии), американки — хорошие жены (склочные бабы), англичане холодны, как рыба (просто хитрые и экономят силы), у русских вообще нет секса (трахаются, как мартовские коты), немцы — сентиментальны (хочется удавиться).